В том же лагере под Богоявленском произошёл ещё один забавный эпизод. В одно из воскресений нас поставили дежурить на дальний бомбосклад, расположенный на достаточно большом расстоянии от аэродрома. Обмундирование наше, надо заметить, к тому времени уже заметно поизносилось, и мы решили устроить во время дежурства «постирушки». Погода была прекрасная, солнечная. Мы разделись, оставшись в одних трусах, и постирали свои гимнастёрки и брюки.
Потом стали загорать и забавляться свободой. Не помню, кто начал первым, но мы стали швырять в друг друга невесть откуда взявшейся побелкой. Через пару минут все были перемазаны. Конечно, не избежали сей участи и остававшиеся на нас трусы. Кто-то предложил постирать и их — всё равно вокруг на десяток километров, мол, никого нет. Недолго думая, мы подхватили это предложение и постирали и трусы. В самом деле, не надевать же на грязное бельё чистую форму! При себе мы оставили подсумки и оружие, кто — карабин, кто — автомат.
В карауле мы стояли не по два часа, как положено, а по четыре. Потому что и охранять-то было нечего. Один бомбосклад, представлявший собой небольшую огороженную землянку, и такой же небольшой подземный склад. Сами мы или находились в сторожке, или спокойно загорали, бродя вдоль ограды. И вдруг, как потом нам рассказывали ребята с КП, наблюдавшие за нами в бинокли, все часовые, ходившие вразвалочку вдоль склада, попрыгали один за другим в окопы. Они позвонили с КП в соседний караул, чтобы узнать, что у нас происходит. Тот доложил: всё спокойно. Видели только, как к складу подъехала грузовая машина с людьми в кузове. А мы вдруг попрыгали с оружием в траншеи.
Тревоги это у наших соседей не вызвало. Терроризма в нашей стране тогда ещё не существовало, везде царила полная стабильность. И никому даже в голову не могло прийти украсть бомбу, вынуть из неё взрывчатку и использовать против сограждан. И всё же ситуация была непонятной. Поэтому соседи срочно побежали к нам на выручку…
Наверное, это не было простым совпадением. Видимо, кто-то из соседнего караула, а может быть, и с КП «навёл» на нас молодых доярок из соседнего колхоза, ехавших купаться на речку. Во всяком случае, машина ехала по дороге прямо, а потом вдруг резко свернула к бомбоскладу. Увидевшие её караульные начали кричать, чтобы она сворачивала, но машина продолжала приближаться к нам. Поскольку прикрыться, кроме оружия и подсумков, было нечем, мы попрыгали в окопы. Машина остановилась у самого ограждения, и девчонки стали как бы невзначай спрашивать, как им проехать к реке. Ребята жестикулировали и показывали. Но едва только одна из женщин собралась слезть с машины и подойти поближе, тут же щёлкнули затворы и разнеслась команда:
— Стой! Не двигаться! Стрелять буду!
— Чего вы боитесь? Нужны нам ваши бомбы как собаке пятая нога, — хохотали девушки.
А мы даже не могли высунуться как следует из окопа, будучи абсолютно голыми: из одежды на нас были только сапоги да ремень. Когда к складу прибежал соседний караул, его начальник сказал дояркам:
— Девочки, вылезайте. Ребята просто дуркуют.
И вот тут-то началась уже настоящая паника. Когда озорные молодые женщины поспрыгивали с машины, мы, как тараканы от включённого света, побежали прочь, прячась по щелям от смеющихся девчоночьих глаз.
Историй с раздеванием в моей жизни было достаточно много. Помню, мы летели в самостоятельном полёте с Володей Кондратенко, который является сейчас начальником Школы лётчиков-испытателей. В самолёте было очень жарко. Можете себе представить, если на улице температура порядка плюс 35 градусов, то в самолёте — все семьдесят, а то и больше. Мы летали по кругу. На втором заходе Володя говорит мне:
— Валер, ёлки-палки, давай я хоть разденусь, а то такая духотища!
С точки зрения техники безопасности раздеваться нельзя, но было настолько жарко и душно, что мы пренебрегли нормами безопасности. И Володя снял с себя брюки от комбинезона, сапоги и портянки, развесил всё в кабине и сказал:
— Ну, вот теперь совсем другое дело!
Я, сидя сзади, его не видел, но чётко представлял, как он в тесной кабине развесил свои причиндалы и облегчённо вздыхает. И вдруг после второго взлёта и набора высоты в кабине появился сильный запах дыма. Как было положено по инструкции, я скомандовал Володе на всякий случай приготовиться к катапультированию. Мы ведь не знали, что с самолётом. Возможно, пожар — либо двигателя, либо иных систем. Я подал команду, но Володя попросил: