У меня сложились очень близкие отношения с Бенджамином Ламбетом. Это удивительный человек. В своё время он работал в разведке США, в настоящее время служит в компании, которая занимается изучением концептуальных вопросов военной политики Соединённых Штагов в различных регионах мира, и является одним из лучших специалистов по Восточной Европе. Поначалу он отнёсся к нам довольно скептически, но потом его неплохое знание русского языка помогло нашему общению, и мы стали лучше понимать друг друга. Мы общались и семьями, и по мере знакомства этот оттенок «холодной войны» постепенно улетучивался. Он искренне стремился лучше понять нашу политическую систему, истоки и причины трансформации нашего общества. Его интересовало развитие нашей авиационной промышленности. Многое из того, что он узнавал, очевидно, давало ему новое понимание тех вопросов, которые он разрабатывал. Но и мы были заинтересованы в том, чтобы его оценка была более объективной. Этой объективности способствовало наше тесное общение. В этом вопросе мы нашли полное взаимопонимание, хотя иногда крепко спорили. Но общение с Бенджамином мне всегда доставляло удовольствие. Кстати, именно с него началось моё знакомство с Америкой и американцами.
Его отец воевал в Корее и был взят нами в плен. В плену научился говорить по-русски, и именно он привил Бену стремление к изучению русского языка, что помогло ему в профессиональной работе. Мы до сих пор поддерживаем дружеские отношения. И моя семья всегда рада принять в Москве и Бена, и Кевина, и Терри.
Там, в Америке, я обрёл ещё одного близкого друга — Дона Мадонну, который, к сожалению, позже погиб. Он воевал во Вьетнаме, потом был начальником школы лётчиков-испытателей. Это был необыкновенно красивый парень. Меня в нём подкупало стремление никогда не расставаться со штурвалом. Я слетал с ним, к сожалению, всего один раз на спортивном самолёте, и то тайком, когда был в Калифорнии. Спустя месяц после нашего полёта на этом самолёте разбился его сын. Это была тяжёлая утрата, и я видел, как её переживали Дон и его жена. Вообще над его семьёй витал какой-то злой рок. Дон, прошедший Вьетнам и лётно-испытательную работу, погиб, перегоняя старую технику на аэродром. Как поётся в песне, «не дотянул совсем немного, не дотянул он до посадочных огней». Для меня это была очень тяжёлая потеря. Я потерял многих своих друзей, но эту потерю я переживал особенно остро. Может быть, потому, что Дон был другом из Америки и гибель его произошла неожиданно. Казалось, что самые рискованные дни остались у него за спиной…
10. Я — «КОНГРЕССМЕН»
Дон Мадонна был моим содокладчиком на международном конгрессе лётчиков-испытателей, проходившем в Лос-Анджелесе. Для советского времени эта поездка была совершенно необъяснимой. Меня с Григорием Александровичем Седовым, патриархом нашего лётно-испытательного ремесла и основателем микояновской лётной школы, отправили туда совершенно одних. Впервые на таком мероприятии делал доклад советский лётчик, и этой чести был удостоен я, что мне и сегодня приятно. Дон перевёл мой доклад с юмором и когда мне пришлось отвечать на многочисленные вопросы, я постарался выдержать его тон и манеру. Мне кажется, что всё прошло удачно, потому что по регламенту на ответы отводилось не более 3-5 минут, меня же не отпускали около 40. При этом в зале царило оживление, мне задавали много интересных вопросов и живо реагировали на мои ответы, дружно смеясь моим шуткам. Американцы вообще любят и ценят юмор. Ведущий сопредседатель вынужден был волевым решением закончить моё выступление. А когда мы с ним остались вдвоём, извиняясь, сказал:
— Ты пойми меня правильно, я вынужден был это сделать, потому что на другие выступления у нас тогда не хватило бы времени.
Когда я закончил выступление, зал несколько минут стоя аплодировал мне. И это была дань уважения не только мне, но и фирме, которая меня воспитала, и всей нашей авиационной промышленности, и, конечно, стране, которую я представлял на конгрессе. Кстати, на нём проводился конкурс на лучший доклад. Приз был вручён американскому лётчику-испытателю, конструктору. Хотя, по полученной мной информации, этот приз мог достаться и мне, но поскольку дело происходило в Америке, первый приз должен был получить американец. Дело, конечно, не в призах, моё самолюбие этим ничуть не было ущемлено. Самое главное, что мой доклад привлёк очень большое внимание, успех был налицо, и это было понятно уже по той ответной реакции аудитории, которая сопровождала доклад.