Он и сам понимал, насколько наивна его просьба, но тем не менее пытался использовать последний шанс и попробовать меня уговорить, прельщая перспективой военной карьеры. Но ведь я уходил не от военной службы, а шёл к своей мечте. Если бы существовала военная школа лётчиков-испытателей, я, возможно, поступил бы в неё. Правда, если бы у меня был выбор — военная школа или гражданская, я всё равно поступил бы в гражданскую. Потому что уже познакомился с её укладом, прочитал практически все книги про лётчиков-испытателей, и меня эта лётно-испытательная работа увлекла бесповоротно.
Вот таким образом я был принят в ШЛИ.
В училище я возвращался не только с радостным для меня известием, но и с выполненным заданием. Если вы помните, цель моей командировки была весьма пикантной, и вернуться с пустыми руками я не мог.
Поэтому, хотя мне было немного не по себе, всё-таки пришлось ехать в дежурную аптеку (дело происходило в праздники). В качестве «группы поддержки» я захватил с собой своего друга Валеру Берёзкина. Едва мы переступили порог аптеки, мне показалось, что все посетители смотрят на меня. По дороге в аптеку Валера уверял меня, что предстоящая мне покупка — сущий пустяк. Но по тому, как он вежливо пропустил меня вперёд и сразу поторопился отойти в сторонку, я понял: лучшее для меня — немедленно отсюда катапультироваться.
Но было уже поздно. Посетителей в этот день было мало, поэтому мы сразу привлекли внимание девицы в белом халате, которая своим кратким и конкретным вопросом: «Чего надо?» — отрезала мне путь к отступлению.
— Да вот, горло застудил… — жалобно пролепетал я.
— Иди сюда, — скомандовала она.
— Спасибо, я пока пройдусь, посмотрю по прилавкам, — робко ответил я.
Надо заметить, что это сейчас и по радио, и по телевидению, в газетах и журналах беззастенчиво рекламируют предметы интимного туалета — и прокладки, и противозачаточные средства, причём вперемешку с рекламой стирального порошка, детского питания и зубной пасты. И воспринимается это всё легко не только взрослыми. Даже дети теперь знают, что такое не только кариес, но и «критические дни», и безопасный секс. А в те годы, о которых я рассказываю, эти темы были запретными, а значит — аморальными. Так что можете себе представить моё состояние.
Потихоньку вместе со своим тёзкой я обошёл все прилавки и наконец-то увидел нужный нам заветный товар. И пошёл прямёхонько к кассе. Протягиваю деньги кассирше, а она меня спрашивает:
— Что покупаете?
— А какая вам разница?
— За такие деньги в том отделе такого товара нет… — не отступает она.
— Четыреста штук резиновых индивидуальных изделий, — еле слышно шепчу я.
— Ха-ха, Маша, слушай, сколько у нас в отделе… хи-хи… этих самых изделий? — бесцеремонно вопрошает кассирша через весь зал.
— А? Чего? 56 штук.
— Вот, а ему нужно четыреста.
Я покраснел как рак и бросился к продавщице отдела:
— Тише, что вы орёте?
Тем временем одинокие покупатели, привлечённые нашим диалогом, стали подтягиваться к прилавку, задавая привычный для времён дефицита вопрос: «Чего дают?»
Продавщица же показала мне коробку, в которой лежали заветные изделия, и сказала:
— Вот всё, что есть. 56 штук.
— Но мне надо четыреста. Я издалека, — торопливо стал объяснять я.
— Мы из Сибири, завтра утром уезжаем, — наконец пришёл мне на помощь мой друг.
— Ладно, пойду посмотрю на складе, — смилостивилась продавщица.
Минут через десять она вернулась и сказала:
— Доплатите и берите большой короб, там пятьсот штук.
Делать нечего. Я выгреб из кармана последние деньги и заплатил. Мало того, что у меня не осталось ни копейки, мне ещё предстояло идти по улицам города с этим коробом, на котором по диагонали было крупно написано: «Презервативы — 500 штук». Но деваться было некуда, ещё один раз такой «подвиг» я совершить бы не смог. Хорошо хоть в аптеке нам этот короб завернули в бумагу. Кассирша на прощание воскликнула:
— Пока, сибирячки, заезжайте в любое время, отоварим в лучшем виде.
И добавила восхищённо:
— Вот это молодцы!
По тому, какими восторженными взглядами провожали нас редкие в тот час покупатели, мы поняли, что наша «тайна» стала всеобщим достоянием, видимо, благодаря кассирше.
Но на этом мои мучения не кончились. Домой коробку я везти не мог, мама меня бы не поняла, поэтому пришлось ехать на вокзал и сдавать её в камеру хранения. Принимающий багаж мужик поинтересовался содержимым коробки — её размеры явно не соответствовали весу. Я промолчал, но когда утром забирал коробку, по его улыбке и восхищённому взгляду его напарника понял: и эти знают…