Ваня и папа заняли свои места. По обе стороны от меня. Мои мужчины.
-Я никогда бы не подумала, что можно так зациклиться на одном человеке, - начала я свою речь, – учителе, который ставил тебе двойки и ругал за опоздания. Безрассудно влюбиться в мужчину, который мои интересы ставит превыше всего, который защищает меня и заботится. Который заставил смотреть на мир по-другому. Который всегда рядом. Если бы не он, я бы так и сидела тихой серой мышкой в маленьком городке. Если бы не он, я бы никогда не узнала своего отца, - голос мой уже предательски дрожал, а глаза щипали от ненужных слез. – Ваня, родной, спасибо тебе за то, что ты появился в моей жизни, за то, что нарушил все правила со мной. Прости меня, пожалуйста, что я иногда веду себя как маленькая и глупая ученица. Я очень тебя люблю. За тебя! – Я подняла бокал в гробовой тишине. И осмотрелась по сторонам. Девушки украдкой смахивали слезы, даже Артур шмыгнул покрасневшим носом. Папа глупо улыбался. А в глазах Вани я увидела непередаваемую гамму разнообразных чувств…
-Маленькая, - прошептал он и накинулся на меня с поцелуем, жарким огнем опалившим мои приоткрытые губы. И снова наплевать на все условности. Как всегда.
-Кхе-кхе, - отец дернул Ивана за рукав.
-Сергеич, не газуй, - хохотнул Стас. – Видишь, их уже не оторвать.
Ваня нежно завершил поцелуй, с любовью посмотрел в мои полуприкрытые от сладостной неги глаза, поднял бокал и дружный хрустальный звон раздался над нашим праздничным столом, оповещая о начале самого невероятного вечера в моей жизни.
15
Маша
-Потанцуем? – услышала я тихий шепот на ухо, а затем ощутила невесомое, как перышко, прикосновение губ у себя на шее.
-Так никто же не танцует, - я смутилась и оглянулась по сторонам.
-А давно ли тебя стало волновать то, что думают другие? – Ваня, не отрываясь, смотрел в мои глаза. Я улыбнулась ему и согласно кивнула. – Мы танцевать! Поддержите нас, что ли?
В просторном зале ресторана из колонок лилась медленная мелодия, которая тут же поглотила в свою чарующую атмосферу. Сначала все на нас изредка, с любопытством, поглядывали, но вскоре, постепенно, к нам присоединялись и другие пары. Катя даже отца вытащила моего (я больше чем уверена, что эта светлая мысль пришла в голову именно моей подруги). Ваня обвил моими руками собственную шею, а свои ладони он сомкнул на моей талии.
-Все нормально? – поинтересовался мужчина, прижавшись щекой к моим волосам.
-Да, лучше не бывает, - я глубже вдохнула его аромат, привычный для него и такой любимый для меня: кофе, табак и парфюм. – Непривычно просто… Все может измениться за пару часов. Гофман тихо засмеялся.
-Добро пожаловать во взрослую жизнь, маленькая. В ней за неуловимое мгновение небо станет землей, а земля небом. Но я всегда буду рядом, слышишь? – он испытующе заглянул мне в глаза.
-Слышу. Я верю тебе, - я подтянулась на цыпочках и провела губами по его губам. Они еще хранили вкус шампанского. Руки любимого, совершавшие до этого момента бесцельные движения по моей спине, напряглись и сжали поясницу. Пальцы его проследили все мои округлости и выпуклости.
-Маленькая, а не кажется ли тебе, что ты пренебрегла одной важной деталью гардероба? – Ваня сексуально-вопросительно поднял бровь.
-Не кажется, - я зеркально повторила его жест. – Так оно и есть.
-Решила поиграть? – его голос приобрел интимно-хриплые тягучие нотки: так бывает всегда, когда он возбуждается. – Давай поиграем.
Он отстранил мое жаждущее ласк тело и повел к столику. Там он перехватил кресло и поставил рядом со своим, помог мне в него сесть.
-Это что за переселения народов Севера? – отец подошел, широко улыбаясь, и вернул Катю ее законному бой-френду.
-Соскучился я по ней, - пояснил Ваня, - слишком далеко от меня сидит.
Папа хмыкнул и начал о чем-то болтать с парнями. Я взяла со стола стакан сока и, чуть было, не выронила его, когда почувствовала, что рука Гофмана, до этого момента мирно лежащая на моем колене, поползла вверх по бедру, забравшись под кружевной низ платья.
-Что ты…. – Я широко открыла глаза и тут же поставила стакан.
-Тихо, - прервал меня мужчина, не отвлекаясь от своего занятия. – Ты же не хочешь, чтобы нас спалили за нашей маленькой шалостью?