-Иван Андреевич, - произнесла я, когда он направился к выходу, но мужчина не обернулся. – Вань! Прости… И спасибо тебе за вчера.
Я услышала, как хлопнула входная дверь. Заскулив от досады, я прислонилась к стенке и сказала то, что хотела сказать ему:
-Вань… Прости… Я соскучилась…
-Я тоже, маленькая…
Иван
Я хотел забыться, сидя за барной стойкой и потягивая виски. Вокруг меня тусовались какие-то полубессознательные тела. Пару раз подходили девочки нетяжелого поведения. Типа познакомиться. Стало душно. Я вышел на воздух и подкурил сигарету, когда услышал ее голос. Гнев затмил мой рассудок, когда я увидел их вместе. И то, что этот отморозок причинял боль моей девочке.
Проведя с ним «воспитательную работу», я уже хотел было наорать на Громову, отправить ее домой, но она начала оседать к моим ногам. К себе везти ее – не вариант: могла повториться наша прошлая ночевка. Домой – тем более: что я матери ее скажу? Что ее полупьяную дочку чуть не трахнули за углом? Остался последний вариант: Катя. Мягко придерживая девушку, я набрал Катин номер.
-Алло? – услышал я хриплый ото сна голос.
-Кать, прости, что разбудил. Это Гофман. Тут Маше переночевать негде, долго объяснять, короче. Я ее к тебе сейчас привезу.
-Ничего не поняла. У нее дверь что ли захлопнулась? А, ну правильно, тетя Таня на даче же…
-Стоп. Матери ее нет дома?
-Нет. Да что случилось-то, в конце концов?
-Потом расскажу.
Завершив вызов, я вызвал такси. Нашел в ее сумочке ключи.
Добравшись до места, на руках я понес Машу к дому. В квартире я нашел комнату, по всей видимости, напоминавшую ее спальню, уложил ее на кровать и накрыл ее одеялом. Я не хотел ее оставлять одну в ту ночь. Поэтому не ушел.
Проснувшись от скрипа паркета, я увидел Машу, обернутую банным полотенцем. Она казалось мне такой маленькой и беззащитной, что мне захотелось всегда быть рядом, чтобы больше никакой урод, подобный Олегу, не прикасался к ней. Увидев синяки на ее запястьях, я просто озверел, но вовремя сдержался: у меня еще будет повод поквитаться с Никитиным. Своими поцелуями я хотел стереть ее боль. Тяжело дыша, я смотрел на ее мягкие пухлые губы, уже намереваясь их поцеловать. Только сказала она этими губками страшную вещь:
-Вы меня от Олега вчера защитили, чтобы самому позабавиться?
Нет! Твою мать, не нужно это начинать заново. Нужно уйти. И все забыть.
-Нет, ты сказала именно то, что думала. Нет, Маша. Не для этого. Что ж, вижу ты уже в порядке. Пожалуй, я пойду.
-Иван Андреевич, - начала она говорить, пытаясь схватить меня за руку, но я не обернулся. – Вань! Прости… И спасибо тебе за вчера.
Я повернул ключ в замке и открыл дверь, как услышал тихий голос сквозь слезы:
-Вань… Прости… Я соскучилась…
Я захлопнул дверь. Не могу я больше: это выше моих сил. В несколько шагов я оказался в гостиной. Маша стояла у стенки с закрытыми глазами. Крупные капли катились по ее щекам. Тогда я произнес:
-Я тоже, маленькая…
13
Маша
Я вздрогнула и онемела. Тяжело дыша и обжигая меня горящим взором, прямо передо мной стоял Иван. Он не ушел!
-Ты не должна извиняться, Маш. Это я виноват, - он направился ко мне. – Я думал, что поступаю правильно, - мужчина приложил теплую ладонь к моей щеке, - но я не могу. Как представил, что тебя не будет рядом, чуть не завыл. Ты мне веришь? – он заставил меня посмотреть ему в глаза.
-Верю… - прошептала я. – Я всегда тебе верила. Но ты меня оттолкнул. А я…
Гофман прервал мою сбивчивую речь легким касанием своих губ. Они скользнули по моим губам. Прижались. Наше дыхание смешалось. Еще движение. Языком он осторожно раздвинул мои губы. Проникнул внутрь. Начал нежно-нежно меня ласкать, касаясь неба, моего языка. Его правая рука зарылась в копну влажных волос, а левая легла на талию. Полотенце не скрывало жар его ладони.
Я не знаю, сколько мы так стояли: минуту, час, вечность… Он оторвался от моих губ, улыбнулся, прищурил глаз (о, этот жест!):
-Теперь можешь дышать…