***
— Не открывай глаза, — с напущенной строгостью приказал Драгнил и положил свои ладони поверх ее глаз. Люси кратко улыбнулась, она и не думала ослушаться.
На холме около горы с домом Этери остановилась карета. В тени высоких деревьев, ветки которых в вышине раскачивались от легко ветерка, стоял низкий столик полный разной еды, под ним лежал бордовый плед. Нацу подвел девушку ближе к склону, и она почувствовала, как кожи коснулись лучи света, и до слуха донесся далекий шум. Руки были убраны, и взгляд Люси зацепился за спадающие водопады. Разделенные скалой множество потоков, не останавливающихся, под конец, одной белой полосой стекали в озеро, где всплесками превращались в пену, что расходилась в стороны прозрачной воды. В некоторых местах проскальзывали линии радуги, что разукрашивала картину из темных камней и обрастающего мха. Хартфилия восхищенно смотрела на представшую картину, чем этот вид для нее раньше являлся, стараясь разглядеть малейшее заострение камня или поток сошедший в сторону, чтобы потом мысленно возвращаться сюда снова или, если она увидит точно такую же картину художника, оживить ее непрекращающимся движением миллиардов капель и струек.
— Я помню, как тебе понравился водопад под замком Локсаров, но он тогда был заморожен, и я подумал, что «живой» должен понравиться тебе не меньше, хоть это и другой, — Нацу оторвался от разглядывания реакции Люси и посмотрел на водопад, смахнув прядь челки с лица. — Если хочешь, после завтрака мы можем спуститься к озеру, но предупреждаю, там довольно шумно.
Люси кивнула, и они пошли к месту пикника завтракать. Люси ела за обе щеки, на столике были ее любимые блюда, которые в доме Этери не поддавали. Это была минутная радость. Между ними наступила тишина и неловкость, что ощущалась в любом кинутом взгляде и движении. За все время они так и не поговорили: Нацу сказал ей одеваться и в молчании они доехали до этого места и всю недолгую дорогу (от силы минут пять) Нацу просто держал ее за руку. В голове вертелось куча вопросов, казалось, если она начнет говорить, то не сможет остановиться и это не будет простой обыденный разговор «как жизнь?», как с Мавис. Люси не могла сделать вид, что не было этих четырех месяцев одиночества, они оставили слишком глубокий след и простить это сложнее, чем она представляла.
Всю трапезу она смотрела на водопад и старалась избегать внимания к Нацу, понимая, что не сможет смолчать. Этериас поступал наоборот: она постоянно чувствовала на себе его взгляд, что несколько смущало и отбивало аппетит. Никто так и слова не сказал, с минутами становилось все неудобней и неловче.
— Люси, — Хартфилия решилась начать, как Нацу опередил ее. — Можно? — последовал краткий вопрос, который был ей не ясен. Этериас с надеждой и все той же стыдливостью качнул в ее сторону, точнее на живот.
Не успела исповедница сказать «да, конечно», как Драгнил оказался около нее. Он аккуратно, но ощутимо, положил руки на живот и словно в ответ почувствовал пинки под ладонями. На его лице сразу же появилась широкая улыбка с долей изумления.
— Они скучали по тебе, — до сих пор не смотря на этериаса, сказала Хартфилия. Внутри волнами расплывалось приятное тепло и сердце щемило от его прикосновений. Она прикрыла глаза и откинула голову, наслаждаясь этим моментом спокойствия — последний раз это было почти полгода назад, ей с мальчиками не хватало этого очень сильно.
— Я тоже скучал по вам и по тебе, Люси, — она не могла видеть его благодарную и радостную улыбку. Возможно, если бы она увидела, то смягчилась и поддалась моменту, возможно она бы забылась под его взглядом полным неизмеримой любви, но вместо этого она непроизвольно хмыкнула. Руки больше не прижимались к ее животу так сильно, она не заметила, как этериас резко выдохнул, будто его сильно ударили. — Я понимаю, тебе сложно в это поверить, но я правда очень сильно скучал по вам троим. Не было и дня, чтобы я вас не вспомнил.
— Я и не говорила, что я не верю, — нахмурившись, буркнула Хартфилия, стараясь показать, что она вовсе не зла, когда внутри бушевала буря. Злость, что появилась в начале жизни в доме Этери, поднималась со дна тоски и любви.
— Но это же так, — виноватый голос прозвучал в голове.
— Нет! Если я сказала, что я верю, это значит, что я верю! Хватит все решать за меня! — озлобленно прокричала Хартфилия. Его слова и действия стали для нее сильным раздражителем, терпеть который она больше не могла. Она гневно посмотрела на этериаса, словно могла передать бурлящие в ней чувства, и уловила в нем удивление. Невольно возник вопрос, а точно ли он это сказал? Она не была уверена. Это остудило. Ее вспыльчивость и неумение вовремя остановиться до хорошего еще не доводила, пора учиться на старых ошибках.
— Пойми меня, Нацу, я стараюсь тебя понять — ты пережил страшное — но мне тоже тяжело. В момент, когда я в тебе нуждалась, ты просто бросил меня с глупым оправданием «Ты сильная», и не появлялся все эти месяцы, — без страха и злости она смотрела в глаза Драгнила и говорила все как есть, сохраняя показательное спокойствие. — Ничего не говори, я знаю, ты поступал, как для меня будет лучше — живя в доме Этери я поняла это очень хорошо, — но иногда нужно спрашивать это у меня, а не единолично принимать решения! И я могу понять почему ты врал о мальчиках, но если ты серьезно думал, что мне без тебя будет лучше, то ты глубоко ошибся, Нацу! Может я и делала вид, что мне становится лучше, что все прошло, но это было не так, совершенно не так! А ты… Ты даже не пытался со мной поговорить, ты просто решил что-то для себя и ушел! Ушел и объявился спустя четыре месяца! Четыре месяца без какой-либо весточки или письма! Ты можешь представить какого было мне, сидеть все это время и гадать: почему ты ушел? Что я сделала не так? Хорошо ли все с тобой? Может ты ранен и никто не может тебе помочь? А что если навсегда останусь здесь? Что если я больше никогда тебя не увижу?
— Извини меня, Люси. Я не хотел делать тебе больно, никогда не хотел. Я… — Нацу замолчал. Он не смел оправдываться перед ней — он позволил себе слабость, огромнейшую слабость, и бросил ее одну, думая только о себе.
Нацу было невыносимо. Ему казалось, что его внутренний огонь потух и вслед за ним потухало все вокруг. То в чем он видел свет и радость жизни — смысл продолжения жизни — покрывалось толстым непроглядным слоем льда, от которого он избавиться не мог. Как бы не бил, не пытался растопить и отогнать зиму из себя, ничего не выходило. Холод охватил его и медленно пробирался к сердцу, чтобы остановить его ритм — убить его.
Нацу долго не мог принять, что произошло. Он приходил на то самое место, где почва пропиталась запахом крови и пепла — здесь все было сожжено дотла, пустое поле, навряд ли что-то тут прорастет ближайшие десятки лет — и просто смотрел в одну точку. В голове было пусто, только боль кровоточащей раной терзала его, добираясь до всех уголков души. А потом он шел на кладбище и долго-долго извинялся. Стоял на коленях, плакал и просил, чтобы все вернулось назад. Он словно ребенок стоял и умолял, что сделает все, все что угодно, лишь бы Игнил вернулся. Умолял, что будет примерным сыном, больше не будет ему перечить и выполнит любую просьбу, умолял так же, как это делал восьмилетний мальчик, потерявший отца.
Возвращаться домой с каждым днем становилось труднее — все там напоминало об его ошибке. Мебель, книги, портреты, стены, все, что было в этом доме было полно воспоминаний об Игниле. Игнил пытался заставить его прочитать эту книжку, а те читал на ночь, продолжая традицию отца. Игнил знал о каждом предке семьи и часто повторял ему одни и те же истории, которые он уже выучил наизусть. Игнил учил его управлять проклятьем, охотиться, учил ведению дел Великой семьи, Игнил научил его практически всему. И чем он отплатил?
Он забыл поставить защиту — вспомнил и защитил всех, кроме самого себя — и потерял часть своей семьи, и чуть так же не потерял будущие.
Дядя всегда говорил ему думать о будущем и стремиться к нему. Когда Игнил ушел в дальнюю комнату секретных ходов, Нацу перебросил дела на Мард Гира и получая только отчеты, он прожигал свою жизнь в веселье, охоте и хождении по балам. Однако в один момент он понял, что это наскучило, он нуждался в чем-то другом. Когда Нацу узнал, что у Рэдфокса родилась дочка, и увидел его любящий взгляд, как он бережливо держит ее и насколько менялся с ней, Нацу понял чего так хочет — он устал быть один, он хочет жить ради кого-то. Люси и мальчики стали его будущим.