— Вроде да, — Нацу покосился на Сприггана. Он всегда добросовестно выполнял свою работу и его неуверенный ответ настораживал. — Не смотри на меня так. Ты сказал позаботиться о ней, и я это сделал — отправил в дом Этери.
Когда он пришел в поместье, все вернулось. Преследующие мысли и воспоминания, что заставляли страдать, внутреннее выгорание всех светлых чувств и сил, что в нем были, источающая боль, что пополнилась более крепкой виной. Он чувствовал себя, словно в клетке, только усиленная забота и внимание слуг, что не отходили от него ни на шаг, напоминали, что сорваться нельзя — он их хозяин, без него они не проживут долго.
Две недели он провел дома, учась смиряться с потерей и привыкать к новой жизни без дяди. Это давалось тяжело, очень тяжело, словно пытался растопить все льды севера, а через каждые пару часов начиналась буря. Адера, видя его подкошенное состояние, приготовила отвар, что понижал уровень депрессии, и приказала остальным внимательно следить за его потреблением, чтобы новый хозяин не пристрастился. Нацу сначала подумал, что она его отравить хочет — они всегда ненавидели друг друга — но ему рассказали, что через пару дней после смерти Игнила, у нее случился микроинфаркт, она сильно ослабла и что-то в ней поменялось. Нацу понимал что именно.
После, когда он вроде как приходил в себя, забрал у Тартароса оставленные документы и погрузился в работу. Теперь его жизнь была такой же, как и у остальных глав — работа, дом, изредка походы на праздники. Нацу уже начинал жить такой жизнью, когда они с Люси еще не поссорились и дядя был жив, но теперь никого из них не было — он был абсолютно одинок, как и говорил Гажил. Раньше он тоже испытывал это чувство, но он всегда мог прийти к дяде, пойти на бал повеселиться с друзьями или позависать в гостях, что теперь было роскошью. Нет, исключение можно было сделать, но Нацу решил пока себя не баловать, осознавал, что угроза сорваться и вернуться в старый образ жизни была слишком велика.
О Люси он старался не думать. Он скучал по ней и вспоминал их счастливые моменты. Но плохие воспоминания затмевали все. Он множество раз поступал с ней эгоистично, настаивал на своем, принуждал и порой решал за нее — она принадлежит ему — тем самым продолжая нарушать законы свой семьи. Он всегда считал, что делает все ради нее и детей, но Люси была права: он не думал о ней. Только о себе и беременности. Ему было стыдно перед ней, она была достойна большего уважения. Но пока он не восстановится и не вернет хоть часть прежнего себя, навещать ее нельзя было, иначе опять все испортит.
— Люси, я не прошу твоего прощения, просто хочу, чтобы ты знала, что я сожалею. Я не должен был тебе врать, отгораживаться и бросать одну. Мне было тяжело быть рядом с тобой, понимать, что я не смог тебя защитить, и как из-за этого страдают наши мальчики, как ослабел поток сил между нами. А ты, ты чувствовала это изнутри, в сотни раз сильнее, постоянно, без передышек, — Нацу накрыл ее руку, которую она механически положила на живот. — И ведь это не все, что тебе пришлось пережить. Мне так жаль, Люси, ужасно жаль. Игнил всегда говорил мне, что нужно жить в настоящем и думать о будущем. А я забыл, забыл в самый нужный момент. Ты выдержала все это одна. Я восхищаюсь тобой, Люси, ты такая сильная.
Люси вслушивалась в каждое его слово и запоминала. Это было то, что она желала услышать все эти месяцы, и эта речь была примерно такой же, какой она себе представляла — за прожитое вместе время успела выучить его слова, учитывая, что он извинялся перед ней каждый раз стоило остаться на ее теле царапине или синяку по его вине. И она бы никак не отреагировала на его речь, она ее ни капельки не тронула, еще давно поняла: слова играют свою роль, но им нельзя верить, только поступки.
Именно из-за них сейчас голос ее сердца перекричал разум. Люси хотела на него злиться, но просто не могла, ее переполняла любовь и тоска по нему: он взял ее руку в свою и прижал к щеке, второй поглаживая вдоль предплечья. Нацу словно в бреду безостановочно шептал «прости», невесомо прикасался губами и смотрел прямо в глаза. Это не был роскошный поступок, что доказал бы его огромную любовь к ней, нет, он был самым простым и незатейливым, но в нем выражалось все. Нацу выглядел, как брошенный зверек, что нуждается в заботе и тепле, что он нуждается в ней. Он был искренен, он сожалел, он боялся, что она его оттолкнет.
— Мне никогда не заслужить твоего прощения, и я пойму, если ты захочешь остаться в доме Этери, — он опустил глаза и это опять показало Люси его страх, что был ей приятен.
Вместо слов, она обхватила его лицо свободной рукой и, притянув к себе, поцеловала легко и нежно. Нет, она не останется в доме Этери больше ни на день, как бы хорошо здесь не было. Это не дом, несмотря на название, здесь нет уюта и любви, только расчет на хорошо протекающую беременность. Она больше не выдержит сопротивления к равнодушию и неприязни к своим детям.
Нацу удивленно моргал. Люси улыбнулась и в ответ ей последовал облегченный смешок и крепкие объятья.
— Люси, я обещаю, я…
— Нет, — резко отстранившись, она прервала Драгнила, опять была зла и сурова. — Не надо мне ничего обещать, Нацу. В поместье я вернусь, но доверять тебе, как прежде, я больше не могу.
Нацу кратко кивнул. Ни слова не говоря, он сел сзади нее, приобнимая. В тишине, уже спокойной и умиротворяющей, они смотрели на прекрасный вид. Люси прикрыла глаза в наслаждении, слишком сильно она скучала по этим объятьям и волнам тепла растекающимся по телу от прикосновения горячих ладоней.
— Нацу, — аккуратно позвала Люси, но Драгнил увидел ее встревоженность. — С мальчиками, с ними все в порядке? Второй период должен был начаться еще месяц назад, но ничего не происходит.
— Мне поступали отчеты из дома Этери, беременность протекает хорошо. Шеррия сказала, что все хорошо, возможно, это из-за пережитого стресса или использования чужого проклятья. А может быть это особенность беременности двойняшками, все-таки это редкое явление, — проведя рукой по животу, ответил Нацу. Он сам немного встревожился, но прислушавшись к ощущениям, расслабился. — А с мальчиками все хорошо!
— Ты что-то не договариваешь, — нахмурилась Люси. В последний месяц она стала словно видеть, когда человек врет или неискренен к ней. Еще одно странное явление появившееся во время беременности. Подобного у других этери не наблюдалось, она задавалась вопросами с чем это связано, но пока это не вредило мальчикам, она решила дождаться родов, может после них все пройдет.
— Нет, все правда хорошо, просто, — замялся Нацу, и Люси забеспокоилась. — К одному из них поток сил идет слабее, но разница небольшая, не должно повлиять на развитие.
Хартфилия кивнула, вспоминая, что Адера предупреждала о неравном потоке сил. К радости, обошлось. Исповедница предположила, кто из мальчиков сильнее, ведь один из них был более активен и любил ее побеспокоить, однако она ошиблась, он просто показывал свой характер. После этого она рассказывала, как проходила ее беременность, изменения и как ей порой докучали эти сорванцы. Нацу завороженно слушал, не мог оторвать от нее взгляда. Люси внутренне смущалась и ликовала от такого внимания к себе. Однако она успела заметить горечь в серо-зеленых глазах — он пропустил это.
После разговоров они спустились с холма к водопаду, где и вправду оказалось шумно. Люси рассмотрела место и поняла, что со стороны вид выглядел красивее. Она захотела искупаться в озере, но вода оказалась холодной и Драгнил запретил ей, она этери огненного этериаса и это может плохо сказаться на ней. Они еще раз перекусили и поехали в дом Этери, забрать вещи Люси. Там она попрощалась с Хисуи и остальными девушками, что были немало ошарашены ее радости, и что она возвращается к этериасу по своей воле. Хартфилия думала, что они сразу поедут в поместье, однако Нацу решил не заканчивать этот день так просто. Он стоял около заргов и прикасался руками к костлявым мордам с бегущими волнами огня. Люси давно знала, что для загров не нужны кучера, с их скоростью усидеться и выжить на них во время бега, разве что этериасы могут, поэтому через свои силы демоны передавали информацию о маршруте. Однако это было незачем, если бы они ехали домой.