— Господин Драгнил, — когда шторка распахнулась со стороны, он вздрогнул.
Он не видел уставшую улыбку вышедшей Амри, он видел комочек из белых полотенец. Она протянула его к нему, Нацу все так же растерянно смотрел и, только уловив кивок гибридки, вытянул оцепеневшие руки, не осознавая, что делает и что делать нужно, несмотря на множество указаний, внимательно изученных за последние месяцы.
Он так долго этого ждал, так долго это было его мечтой, что теперь он не мог поверить в реальность происходящего.
В комнате сохранялись крики, Адера громко приказывала Люси продолжать тужиться, что это еще не конец. Нацу все еще не слышал этого, все внимание было сосредоточено на ребенке в его руках. Его кожа была красного оттенка и душераздирающий крик был все так же громок, что не раздражало, наоборот радовало, оно указывало на здоровые легкие. А еще малыш был до ужаса маленький, казалось одно лишнее движение, прижмет его к себе чуть крепче и хрупкие кости сломаются. Нацу аккуратно провел пальцами по лбу младенца, касаясь розовых волосков, и почти что не дыша, не шевелясь, завороженными глазами внимательно разглядывал новорожденного.
Вновь по комнате разнесся младенческий крик. Нацу проморгал несколько раз прежде чем опомниться, что Люси вынашивала эти месяцы не одного ребенка. У него было двое сыновей. Этериас поддался вперед к ширме, но оттуда точно так же, как и пару минут назад, словно он вернулся в прошлое, когда гибридка выносила ему первого из близнецов: точно такая же улыбка, точно такой же крик и точно такое же чувство нереальности и неверия. Только другого цвета одеяльце и первенец на руках доказывали, что время не изменило свой ход, и он в настоящем, в этом самом моменте, когда он впервые видит своих мальчиков и прикасается к ним. Он настолько привык, что они отделены от него плотью, что сейчас казались просто плодом его воображения. Но их крик был слишком громок и связь проклятья, что все месяцы позволяли ему стать к ним ближе, усилилась, подобно кровотоку продолжая движения уже вне собственного тела.
— Наконец-то мы встретились, мои маленькие мальчики, — не широкая, неяркая, но поистине счастливая улыбка появилась на лице Нацу от растекающегося внутри тепла и света.
Ощущаемая минуты назад слабость исчезла, теперь он был полон сил и воодушевления, готовый растопить все льды севера. Вот только, ему это не нужно было, он держал на руках своих сыновей и все вокруг померкло. В мире не было никого — только он и его мальчики, и это было идеально.
— Господин Драгнил, может я лучше… — Амри хотела помочь хозяину, держать в руках сразу двоих младенцев не удобно, но стоило ей сделать лишь движение в их сторону, серо-зеленые глаза до этого излучающие никогда не видимую в этериасе любовь омрачились открытой угрозой. «Никто не посмеет забрать у меня детей», говорил всем взгляд исподлобья, что царящая в комнате радость рождения забылась, все застыли, боясь немилости хозяина. Но через секунду на скулах Драгнила замелькал румянец, и этериас вновь смотрел на сыновей.
Люси накрыли одеялом, ширму убрали, и она могла видеть Драгнила с детьми. Дыхание до сих пор не восстановилось, пот высыхал на коже, Хартфилия неподвижно лежала и не чувствовала ничего, кроме ощутимой каждой клеточкой тела боли. Она не могла пошевелить даже пальцем, дышать и держать глаза открытыми было тяжело. Она думала, что за второй период успела пересечь самый высокий уровень боли, и, возможно, она не сделала это вновь, но ощущение, что она может вот-вот умереть не исчезло и не смягчилось. Радость настигла ее — наконец все закончилось — но на нее уже не было сил, хотелось отделиться от собственного тела. Однако это не было осуществимо и она сквозь пелену смотрела на все вокруг, с каждой минутой отчетливее слыша детский плач.
— Нацу… — это было больше похоже на странный хрип, чем голос. Несмотря на все, ей сейчас хотелось увидеть Нацу и детей, чтобы они оказались рядом и она почувствовала их поддержку и любовь. Она нуждалась в этом, ведь только оно могло унять агонию и дать вновь упиваться жизнью и этим моментом. — Нацу!..
Ее зов заглушили дети, но даже не будь их, Нацу бы ее не услышал.
Комментарий к 33. Долгожданное
Дыба - орудие пытки посредством растягивания тела жертвы с одновременным разрыванием суставов.
Да уж, глава вышла не особо эмоциональной (еще плюс тупые шуточки не в под настрой главы), да и размер маловат, сравнивая прошлые главы, так что прошу прощение за долгое ожидание.
========== 34. Худшее начинается после ==========
Они кричали очень, очень громко. Все стояли вокруг этериаса с младенцами на руках, радовались и смеялись. А она, исповедница, что стала живым инкубатором на четырнадцать с половиной месяцев, осталась в стороне, совершенно одна, всеми в миг забытая.
Спустя какое-то, как показалось, очень долгое время Люси дали детей. Дали, не потому что она их мать, дали, чтобы она их покормила — выполнила еще одну свою роль. Она, наконец, встретилась с ними, со своими малышами, правда ничего не ощущала. Хартфилия не особо осознавала, что происходит, поэтому просто удерживала детей, что припали к ее груди, хотя и в этом ей помогали.
Она провалилась в бессознательность от пережитой боли и резко наполнивших голову множество голосов, известных ей и нет. Некоторые шептали, некоторые кричали. Все говорили в унисон, она не понимала ни одного из них, в то время как вне ее сознания в комнате было лишь пару гибридов и один, то есть уже три, этериаса, которые уже безмолвно, с улыбками на устах наблюдали.
После она осталась наедине с беспорядочным хором, слышимом ей одной, и провалилась в сон на ближайшие пять дней. Ее тело на протяжении нескольких месяцев каждодневно переживало ужасный стресс и роды накануне, и когда больше ничто ее не мучило, она восполняла силы и залечивала раны.
Просыпалась она изредка, в основном, чтобы покормить мальчиков или наполнить бутылочки, так как ели они довольно часто, и поесть самой. В это время Нацу сидел к ней спиной. Они так ни разу не поговорили — у Люси не было сил ни на разговоры, ни на эмоции. Разглядывать собственных детей для нее было в тягость, поэтому она просто ждала, пока не останется вновь одна. Возможно, будь у нее вдохновение, она бы нашла в себе желание вернуться к жизни и стать матерью сыновьям, но оно, точнее он, даже не смотрел на нее. Когда он оборачивался, серо-зеленые глаза были направлены исключительно на детей. Они смотрели на них с такой любовью, с которой никогда не смотрели на нее, а потом он благодарил и уходил. Лучше бы он делал это молча, потому что именно в этом слове она читала его безразличие. Не было больше ни заботы, ни мечтательных разговоров, ни любящих прикосновений. Не было совершенно ничего, только краткое «спасибо», кинутое чисто из вежливости. Это ранило, и желание просыпаться становилось меньше. Она пряталась в царстве Морфея. Снов не видела, зато там не было боли тела и сердца.
На протяжении почти двух недель она практически не вылезала из лазарета совместимой с комнатой Адеры. Именно ей Люси позволяла ухаживать за собой: Амри помогала Нацу с детьми, остальные же слуги постоянно говорили о мальчиках, о том как они мило спят, мило шевелят ножками и ручками и смотрят вокруг так интересно. Они рождали слишком много шума и суеты, поэтому Адера вскоре говорила им замолчать или вовсе гнала вон. Многие гибриды в поместье видели поведение исповедницы и осуждали — как матери может быть настолько все равно на собственных детей! — порой делали это при ней, думая, что она спит. Люси и на это было все равно. Она устала и хотела покоя.
***
Хартфилия не знала, сколько бы пролежала на кровати без движения, но через время лекарши сами вырвали исповедницу оттуда: ее тело восстанавливалось, однако если она продолжит в том же духе, может произойти обратный эффект. На протяжении двух дней она сама ходила в трапезную, прогуливалась по поместью, общалась с гибридами. Даже вышла наружу и, к своему удивлению, обнаружила, что мир этериасов скрылся под белыми пушинками, что значительно накопились и создали огромнейшие сугробы. Люси была именно удивлена — она помнила, еще недавно было палящее солнце и жаркие дни, когда она вечно слышала мольбы этери о возвращении зимы, и помнила свой день рождения. После этого все было как в тумане — переживая второй период ее не волновал вопрос погоды — и не заметила, как закончилось лето и перед глазами проскочил целый сезон. В душе она чувствовала легкую утрату — драгоценное время было безвозвратно потеряно, и потерянно куда? В постоянные пытки, чтобы в конце вместе с родами наступил всплеск радости и безграничной любви, доказывающие, что все было не зря. Однако на свое «счастье» у Люси не было сил смотреть, за эти два дня она к ним не подошла. Их порой приносили покормить, а вот с Нацу она так и не виделась.