Она просто хотела тишины, но не могла сделать ничего для ее наступления, не могла даже донести ему насколько она устала — он не понимал ее. От безвыходности начался тремор. Чтобы как-то занять не прекращающие дрожать руки, она взяла одну из множество подушек, что валялись на огромной кровати. Она прижимала ее к себе и крепко сжимала в кулаках. Не помогало. Люси смотрела на сына и мысленно молилась Всевышнему, чтобы тот заткнул этого демона. Никто ее не слышал.
Она просто хотела тишины, а для ее наступления нужно что-то сделать самой.
Шелковая ткань выскальзывала из вспотевших ладоней до тех пор, пока она не положила подушку на ребенка.
Крик стал заглушенный, Люси почувствовала легкое облегчение. Наконец, стало тише, наконец, не хотелось вырвать себе уши, наконец, она могла вздохнуть полной грудью от наступившей безмятежности.
Она давила на края подушки. Становилось все тише и тише, а в душе все спокойней и спокойней.
На секунду, всего лишь на секунду, наступила абсолютная тишина. Умиротворение на секунду посетило Люси.
Нервная улыбка показалась на заплаканном лице. Хартфилия по наитию приподняла глаза с ребенка на старый, зачарованный гобелен и тут же отбросила подушку, отойдя от кровати. Люк громко, слишком громко закричал.
Тело Люси задрожало крупной дрожью и в глазах застыл первобытный, не подчиняемый страх. В ушах звенел шум кровотока, заглушая все. Она смотрела исключительно в ту самую точку, где за темнотой скрывался гобелен. С лицом, чей белый цвет можно было бы сравнить со снегом бурей ударяющимся в окно, она была парализована страхом, все внутри похолодало, покрылось корой льда. Она задыхалась, но смотрела. Сейчас там не было ничего — темнота, даже дверь с проходом в детскую была закрыта. Но Люси могла поклясться, что он был там. Красные глаза огненного этериаса смотрели сквозь мрак слишком пронзающие, слишком яростно, слишком ненавистно, чтобы быть просто секундной галлюцинацией.
Бессильные ноги не держали, Люси упала на пол, все еще дрожа. Ее голова крутилась из стороны в сторону, ища где он. Грудь резко поднималась высоко вверх-вниз, из горла вырвались хрипы, вместо нормального дыхания, словно душили ее.
Страх охватил ее. Она не знала, как ее зовут и кто она сама — она знала одно: если Нацу видел, что она пыталась сделать, смерть для нее станет милосердным подарком.
Его нигде не было. Его не было ни в темноте, ни около закрытой двери, ни в комнате. Она поджала закаменевшие ноги и приобняла их, как напуганный ребенок. Глаза не прекращали бегать по комнате, выискивая демона, что он где-то здесь и подбирает время напасть и уничтожить ее. Карие глаза бегали, пока не остановились на руках. С трудом оторвав их, она с трудом сосредотачивала взгляд из-за нескончаемых слез и тремора. Что она… Что она пыталась ими сделать?
Новый пронзающий до сердца крик, полный вины и боли, заполнил комнату.
Она чуть не убила своего сына, своего маленького Люсьена.
***
Нацу вышел из детской и ему сразу же захотелось вернуться обратно, где спокойно спал Люсиан, а все шумы вне комнаты заглушались, вместе с приглушенным детским криком. На свою беду, Нацу не смог бы уснуть, зная, что соседней комнате плачет его ребенок. Люк лежал на кровати один. Подойдя ближе, он нашел рядом Люси, про которую вовсе забыл. Ее вид сначала ввел в растерянность, впрочем как и всегда до этого: она сидела на полу, приобняв колени, и плакала. Первые пару секунд Нацу стоял на месте и переводил взгляд с этери на сына. Нацу тяжело вздохнул. К облегчению, у Люси, видимо, часть с ворчаниями «заткнитесь» и разговорами закончилась, значит скоро прекратится приступ.
Ему пришлось выйти из покоев в коридор, так как истерика Люси мешала успокоить Люсьена. На это потребовалось много времени, как показалось ему, но он справился с задачей и, положив сына в его кроватку, пошел в спальню, оставляя все двери нараспашку, чтобы услышать, если дети проснутся.
Люси придерживалась о косяк двери, и судя по кислотному запаху, доносящемуся из ванной, ее стошнило. Нацу, спящий на ходу, не приметил, что Люси была в сознании, когда обычно после припадков проваливалась в обморок.
— Все хорошо? — зевая спросил этериас.
Хартфилия резко вскинула голову, и ее глаза расширились. Она зацепилась руками за стоящую рядом тумбу, ноги вмиг стали ватными. Слезы опять ее душили, плечи задрожали.
— Хорошо, можешь не говорить, — предложил Драгнил, слыша, как она начала хмыкать. — Давай ты успокоишься, и мы пойдем спать. Честное слово, я готов провалиться в мертвый сон.
Хартфилия опустила голову, и Нацу не видел, как зеленый оттенок лица этери сменился смертельно бледным, и не услышал, как рвано она сделала выдох, за которым не последовал вздох. Он протянул к ней руку в помощь дойти до кровати, но та с силой, которую он давно в ней не видел, оттолкнула его, что сам чуть не упал. В Нацу вспыхнула злость и раздражение.
— Знаешь, если хочешь плакать, то пожалуйста, плачь, истери, говори с кем ты там разговариваешь, но выйди из комнаты! У меня за четыре дня не было и минуты сна, дай хотя бы ты мне отдохнуть!
Драгнил оставил Люси и упал на кровать, желая провалиться в сон, ведь за эти дни он и вправду ни разу не прилег, откладывая на потом. Это возможность появилась, а пик терпения был достигнут.
— Я же тебе сказал! — этери все так же стояла на месте и плакала навзрыд. Он вскочил с кровати. Хартфилия примолкла и задрожала еще сильнее. Крепко схватив ее под локоть, он потащил к двери и выкинул из комнаты, словно ненужную и выводящую из себя безделушку, с криком: — Выйди вон!
Влетев в стенку, Люси больно ударилась плечом. Она пыталась успокоиться и прийти в себя, но взять контроль над собой было невозможно. Вся боль, переживания и страхи, скопившиеся за месяц, неподчинимо выплескивались сейчас.
Она с трудом контролировала свое тело, все мышцы ослабли и превратились в вату, что рвалась от любой нагрузки. Исповедница спускалась по лестнице вниз, боясь, что если Нацу услышит ее, он сделает так чтобы она замолчала. Он должен сделать это. Последние ступеньки и она упала. Кожа на коленях и ладонях содралась и ныла от удара, на них уже проступали капельки крови. Ей было плевать физическую боль. Она была ничем по сравнению с тем, что творилось внутри, с тем, как сильно она ненавидела себя.
***
Проснулась Хартфилия в своей постели. Не сложно было догадаться, что ее сюда принесли, потому что вчера она с трудом смогла встать с пола и сесть. Подняться вверх по лестнице своими силами могло закончиться не одним ушибом или переломом. К ней пришли Хэппи и гибридка-подросток Элла, уже пару месяцев обучающаяся у Адеры, так как после микроинфаркта ей понадобилась еще одна помощница. Элла обработала ранки, несмотря на несогласие Люси, а оборотившийся котом Хэппи позволил взять себя на руки. Он всегда так делал: только почувствовал, что ей плохо, и старался поддержать, громко мурча и всячески льстясь.
Элла сообщила, что хозяина нет дома. Он уехал к Шерии проверить двух идиотов, что вчера схватились в смертельной схватке, и заодно взял с собой Люсьена. Сердце Хартфилии часто забилось. Она вспомнила сегодняшнюю ночь. Вспомнила, что пыталась сделать. Резко стало тяжело дышать, ком в горле душил, голова медленно кружилась.
Что она наделала?!
Заметив тревогу, гибридка поспешила дополнить: хозяин почувствовал, что с сыном что-то не так, Амри подтвердила. Люсьен странно сопел и покашливал, хотя раньше подобного не было, а также было подозрение, что работа сердца не в порядке, но точно сказать не могли, так как после родов не сильно заостряли на этом внимание, не заметив проблему. Все списали это на то, что у Люсьена остались повреждения после случившегося во время беременности, и более слабый поток сил подтверждал это. Элла равнодушно повела плечами. Если госпожа Бленди смогла вылечить Люси, после нападения велнусов, то сейчас, набравшись опыта за прошедшие десять месяцев, сложностей подлечить ребенка не возникнет.
Это не успокоило. Она навредила сыну. Она должна была заботиться и оберегать его, так же, как и во время беременности, а она… чуть не убила его.
Люси весь день пролежала в постели, гладя Хэппи, и напряженно ждала Нацу с Люком. Она надеялась, что все хорошо, что Шерия сможет исправить ее ошибку. Ей хотели принести Люсиана, но она оставила его на нянечек, категорически отказываясь. Она боялась себя и что может натворить в этот раз.