За прошлые полтора месяца она перестала стесняться кормить детей перед Нацу, но то, как он внимательно смотрел сейчас, изучая каждую клеточку оголенной кожи груди и плеч, смущало.
Вот только, демона интересовало вовсе не это. Ожоги они лечили мазями, лишь раз в пару дней приезжала Шерия и не утверждала, что от ожогов не останется следа, так что повязки стали таким же каждодневным элементом одежды, чтобы не пугать остальных уродливыми шрамами. Но повязка не могла скрыть след укуса на надплечье.
Нацу отвернулся, скрывая, как в глазах мелькнуло отвращение и лицо сморщилось. Воспоминания о том голоде и жажде накрыли головой. Он был взбешен, он был готов убить, но то, что он хотел сделать тогда — как хотел пожрать человеческую плоть матери его детей — желудок свело судорогой и ком подступил к горлу. Чем больше он находил себе оправдания — этериасы другая раса, во время войны они поедали людей, это заложено природой, им руководили инстинкты — тем сильнее его тошнило, как произошло и в тот раз. Это было дико, это было ненормально, и пугало. Нацу не хотел верить, что он может быть таким. Становилось противно от самого себя. Разве Люси была таким монстром по сравнению с ним?
Этот зверский поступок привел к другим волнениям, связанными не только с самобичеванием и попытками осознать, что нормально для этериаса — прибавилась другие странности, кровь Люси и приступы. Как бы омерзительно Драгнилу не было вспоминать о произошедшем, эта мелочь цепляла — может потому что он слишком привык заботиться о Люси и волноваться о любой ее проблеме, что делал это уже неосознанно, а может нутро шептало, что это важно. Прошло уже больше года с ночи изнасилования, ночи, когда он впервые попробовал человеческую кровь впервые — она была соленной и оставляла сладковатый привкус, дразня вкусовые рецепторы и возбуждая желание пить еще и еще, словно было гурманским соусом, способным любое блюдо сделать вкуснее. Но сейчас она была как ржавый метал, соленая и кислая, от лишней капли которой скулы сводило и нос морщился. И сама кровь была темнее и гуще, чем раньше.
Сначала он подумал, что она просто запеклась, но и в ступне, которую Люси порезала о осколок, была такая же. Шерия не спросила с чего такие вопросы и откуда укус, она объяснила, что это одно из последствий беременности. Ее смутило, что за два месяца это еще не прошло, впрочем успокоила, что причин для волнения нет — Люси вынашивала двух детей и Шерия часто использовала на ней свое проклятье, через время это должно пройти. Нацу поверил, по крайней мере пытался себя в этом убедить. Выходило плохо, но мальчики хорошо помогали об этом забыть.
***
За два месяца Нацу привык к плачу — он слышал его каждодневно, по несколько часов, в двойном размере, и воспринимал его, так же как и барабанящий об окно дождь или шелест листьев на ветру. Слышал и реагировал на него без лишних эмоций. Однако не любой плач прекратил быть раздражителем. Сейчас рыдания под боком каплями наполняли чашу его терпения. Такими темпами момент нового срыва на исповедницу незамедлительно наступал.
— Люси, хватит! — прорычал Драгнил. Мальчики росли и спали уже не так долго, как раньше, и не давали спать папе. Каждая минута сна была бесценна, а он потратил их и надеялся, что после сможет впасть в забытье, но Люси была очевидно против. От его рыка рыдания стали громче. — Я тебя не заставлял, этого хотела ты!
Хартфилия, кажется, говорила «да» или извинялась перед ним, всхлипы все перекрывали.
Слезы затмевали собой все, ослепляя, а вставший в горле ком душил. Люси пыталась совладать с собой, повторяла себе «хватит» и кусала губы, чтобы прекратить и не мешать Нацу. Ничего не помогало. Недоверие, которое она терпела в свою сторону, и подозрения в замысле ужасного в любом ее действии, накопились, раскололи плотину и находили выход в истерике. Люси не должна была злиться или расстраиваться из-за подобного отношения — а что ты ожидала, после сделанного? — но это происходило, как бы она себя не усмиряла. Сегодняшний вечер стал для нее контрольным выстрелом.
Все спрятанное вылезало наружу.
На протяжении несколько дней, когда Люси оголяла грудь покормить мальчиков или переодевалась при Нацу, она чувствовала не только блуждающий взгляд этериаса, она ощущала как внизу живота сладко затягивался узел. Не у нее, она четко отделяла его от своего тела и присущего ей возбуждения, которого не было очень давно — это принадлежало Нацу. Она оправдывала это сильной усталостью и непониманием мира, ставшим совершенно другим, или очередным чудным последствием беременности. Вот только, чем бы это не было, Драгнил сдерживал желание, и это могло сыграть плохую шутку с Люси в скором будущем, если она ничего не предпримет. Ему ничто не препятствовало, чтобы опять принудить ее. Либо пойти к другой демонице.
До этого они пытались один раз переспать, но Нацу тогда уснул, и попытки не повторялись, только пару раз минет делала, ведь Драгнил хоть и посвящал себя всецело мальчикам, оставался молодым этериасом со своими потребностями. Мысли, что другая будет удовлетворять его, пугали Хартфилию больше чем изнасилование — зато будет с ней! Она же дала себе обещание, что не будет доставлять Нацу проблем.
Желание быть с Нацу перерастало в зависимость, и прежний дискомфорт от близости бесследно поборолся.
К радости, Драгнил все еще читал документы, составленные приближенными о делах подчиненных, когда она вышла из душа. Несмотря на перемешанное со смущением стыдом — Люси не нравилось ее нынешнее тело с растяжками, и совершение столь наглого навязывания, — она уверенно подошла к этериасу и села на него. Тот убрал от лица бумаги и недоуменно вскинул бровь, пробежав глазами по ее стану.
— Не хочешь сейчас?.. — краснея, вместо слов Люси недвусмысленно пальчиками заскользила по торсу этериаса и, наткнувшись на препятствие в виде одеяла, оттянула его ниже.
— Стоит? — нахмурился Нацу, хотя она чувствовала как возбуждение начинает тянуть, стоило ей немного подвигать бедрами, поудобнее садясь. Этого она и боялась — реакция тела могла не соответствовать осознанным желаниям Драгнила.
Хартфилия до сих пор удивлялась, как он позволял ей прикасаться к Люсиану с Люком, а то, что она делала сейчас не пересекало линию добросердечности Нацу? Женщина чуть не убившая его долгожданного сына разве могла привлекать?
— Если ты этого хочешь, — прошептала Хартфилия в губы, прижимаясь своей грудью к его.
Нацу неоднозначно вздохнул и сильнее нахмурился. В течении долгих секунд он переводил взгляд с ее лица на документы. Осознавая, что пора брать ситуацию в свои руки, Хартфилия наклонилась ниже к его шее, при этом съехав и опять заерзав на его бедрах, и оставляла легкие поцелуи, страшась как бы это не взбесило Драгнила.
— Мне затушить огонь? — он отбросил бумаги, однако спросил как-то тяжело, в какой-то степени заставляя себя. Терпеть исповедницу одно — не обязательно смотреть на нее, главное чувствовать, что она где-то неподалеку, — спать другое — погружаться полностью в нее, сосредотачиваться только на ней и при этом помнить абсолютно все, что она сделала.
Исповедница осознавала, что ничего не может быть как прежде, но надеялась, что хотя бы в постели между ними останется доля прежнего влечения и тепла, сопровождающих каждую их ночь. Она была согласна обойтись без любви, лишь оставить страсть и искру, которая не могла не возникнуть у огненного демона. Было исключительно плотское желание, без чувств и эмоций — только инстинкт, только действия.
Люси мечтала хотя бы о поцелуях, которых не было с вечера ее признания, и получила, когда сама взяла лицо Нацу в свои руки, притянула и не отпускала, пока не утолит немного свою жажду. Однако этериас будто избегал лишних соприкосновений, он выдержанно стерпел ее каприз, стянул халат и руками прошелся по ее телу, сжимая не более чем просто почувствовать мягкость и податливость.
— Ты точно уверена, что хочешь? Мы можем остановиться, — Нацу скинул ее с себя и подошел к комоду, где на всякий случай лежала смазка.
Остановиться? Нет, Нацу, наконец-то, позволил ей приблизиться к нему еще на пару сантиметров, вновь подпустить к себе, она не могла упустить этот шанс. Но это было лишь в голове Люси. Драгнилу нужен был просто секс, эгоистичный, животный секс с целью доставить удовольствие исключительно себе (он был осторожен и сдерживал себя, чтобы не позволить огню выйти и не навредить, но на этом его забота заканчивалась), и он его получил.