— Ты все дни пропадаешь где-то, а домой возвращаешься поздно и даже тогда не обращаешь на меня внимания, словно меня и нет! Я знаю, знаю, что тебе больно, грустно и ты винишь себя, но думаешь я не ощущаю тоже самое? Он умирал у меня на глазах, я видела как его пронзил рог и чувствовала, как на меня капает его кровь! По-твоему, это ничего не значит? Что Игнил не был мне дорог? — она почувствовала как в дернулся Драгнил при имени дяди — никто не произносил это имя при нем. Нацу обернулся и его глаза распахнулись. Но она больше не собиралась его жалеть. А она что не нуждалась в этом?! Хватит с нее. — Я видела смерть перед глазами, а ты смеешь говорить мне, что ты мне не нужен? Неужели ты думаешь, что мне легче от того, что ты постоянно уходишь? Мне требовалась твоя поддержка и забота, как никогда раньше, но за все это время ты даже не поговорил со мной. Ты эгоист! Ты хоть раз подумал каково мне? Ты думал, каково это каждую ночь видеть одни и те же секунды смерти Игнила и как меня саму чуть не убили, и каждую секунду дня чувствовать, как мои дети слабеют внутри меня и возможно умирают, потому что мне захотелось прогуляться в тот чертов день? Ты вообще думал о ком-то кроме себя, Нацу?
— Постоянно, — в одном слове читалась вина, услышать которую не было невозможно.
— Ты врешь! Ты опять мне врешь! — она отпустила этериаса и руками била по кровати. Волосы перед сном убранные в косу растрепались, верх ночнушки становился мокрым от слез, и горло саднило. Люси не могла успокоиться, тело и разум были под властью эмоций печали, злости и обиды. Но в ее положении ей сил не хватало, и она остановилась, так же резко, как взорвалась, вновь сжала руки в кулаки, и продолжила дрожащим голосом: — Было бы это так, ты бы был рядом со мной и мы вместе проходили через это. Если не ради меня, хотя бы ради детей ты должен был постараться. Но ты бросил нас, бросил одних, будто все твои слова о семье и любви, словно их не существовало никогда прежде. Словно мы тоже там погибли и нас больше не существует… Нацу, я нуждаюсь в тебе, как воздухе.
Драгнил опять молчал слишком долго, а затем опять дал слишком короткий ответ.
— Ты такая сильная, Люси.
— Нет! Нет! Нет! Это не так! Это ложь, ложь, ложь! — она слышала, что его голос мог вот-вот сорваться, наверно, из-за вставших слез. Но она не была уверена. Ее собственные рыдания стали громче и оглушительней, а из глаз потекли слезы в два раз сильнее, почти ослепляя, когда она увидела, как Нацу отвернулся от нее и шел вперед к двери. — Я не могу быть сильной, если тебя нет рядом! Ты нужен, нужен мне! Я не смогу без тебя! — всхлипы перекрывали крик. Спина этериас все удалялась от нее, и она хотела побежать за ним, но не могла встать или подчинить себе свое слабое тело. Потянулась вперед и упала обратно на кровать. Она кричала во все горло, надеясь, что это его остановит, потому что она не могла больше без него.
— Нацу, пожалуйста, останься со мной! Пожалуйста, не уходи! Не бросай меня одну!.. Н-Нацу!..
Дверь со скрипом, которого никогда прежде не было, закрылась.
***
Не успела Люси проснуться и открыть глаза, сегодняшняя ночь молниеносной пленкой пронеслась в голове. Девушка слегка нахмурилась и капельки слез появились в уголках глаз. Она глубокого вздохнула и почувствовала изнеможение, вместе с истощением. Сейчас внутри нее не было ничего, кроме этого. Не было ни светлых чувств, к которым она пришла за двадцать четыре дня, не было и грусти. Еще один глубокий вдох, она открыла глаза и долго-долго смотрела в потолок. Люси чувствовала полное опустошение. Ничего больше, абсолютно ничего. Лишь когда услышала копошение рядом и заметила розовую макушку, в ней проснулась надежда, пока она не осознала, что спит с ней на одной кровати Шерия. Она смутно помнила, как этериаска прибежала и опять сидела, расположив над ней свои тонкие ручки с голубым восстанавливающим свечением, ведь все ее труды могли пойти насмарку. Люси не огорчилась, не разочаровалась, не разозлилась, она просто равнодушно поняла, что с ней рядом не Нацу. Однако и надежда в ней не затухла. Сейчас, потеряв эмоции, она рассуждала здраво: Нацу не исчезнет, он не ее мать, не Игнил, ему просто нужно время, и она его даст. Эта история не повторится. Люси уже ждала и скучала, скучала и ждала. Она знала, что Драгнил вернется, и приняла это, как свою веру.
Вот только, Люси не знала, что ни вечером, ни завтра, ни через неделю Нацу не придет. Не знала, что ей перестанут нравиться розовые волосы Шерии, которая из-за ухудшившегося состояния, не отойдет от нее не на шаг. И уж точно она не знала, что две с половиной недели пройдут в томительном ожидании, пока в дверь поместья не постучат. На входе будет стоять Зереф Спригган с бумагами в руках, и он отдаст их стоящей рядом старой гибриду-кошке, полненькой с пухлыми щечками и милой, уютной улыбкой, которая вызовет у исповедницы растерянность и слабый страх.
Люси не знала, что вместо возвращения Нацу, ее ждали слова не от ее этериаса:
— Люси, ты больше не можешь здесь жить. Дом Этери — там о тебе позаботятся.
Комментарий к 30. Вместе - лишь иллюзия
Боюсь, что с хронологией может быть немного не ясно:
Первая сцена - первая неделя со смерти Игнила;
Вторая, Люси с Шерией - двадцать дней;
Третья и ночь - двадцать четыре дня (*семнадцать дней, так как работать он начал через неделю со смерти Игнила).
Почему же Нацу поступил так? Все будет раскрываться в следующей главе, но небольшое объяснение сейчас будет не лишним (ведь думаю многие задались этим вопросом). С самого начала фанфика говорилось про то, что когда Нацу эмоционально тяжело - он уходит. Произошло это и сейчас. Отчасти за основу этого взят канон, думаю, все помнят, как после смерти Игнила Нацу ушел “тренироваться”. Отрицать не стану, он и вправду это делал, но ведь он мог это делать и в Магнолии, со своими друзьями. Как мне кажется, ему просто нужно было пережить потерю и легче это сделать ему было одному (я помню про Хэппи, и возможно не будь они семьей, Нацу и без него бы ушел). Это мое мнение, с которым вы можете быть не согласны, однако это произошло в фанфике и это ничего не изменит.
========== 31. Невозможно отвергать ==========
От свечи вверх струился тонкий поток дыма, растворяясь с каждым мгновением в теплом воздухе весенней ночи, стекавшие капли воска застывали на месте. Зеленые глаза наблюдали за занимательными процессами, переключая внимание с одного на другое. Однако они были слишком скоротечны, и вот ее взгляд устремился в потолок, выискивая, что может развлечь ее сознание или дать ему уснуть. Еще недавно она зевала чуть ли не каждую минуту и веки против воли закрывались, но вот она затушила свечу и вместе с ней всякую сонливость. Теперь Хисуи была бодра и полна сил, резко захотелось выйти на улицу прогуляться, почитать, заняться живописью или поесть. Вариантов много и ни один из них ей не был позволен — нянечки, как беременные прозвали гибридов, ужасно бесновались, когда их безупречный режим нарушался. И все-таки у Хисуи был еще один вариант, возможно даже более интересный, чем остальные. Повернувшись на бок, она смотрела на свою соседку по комнате: через щель между полом и дверьми проглядывал свет живого огня, что все еще горел в коридоре, и спадал на лицо без единой морщинки или напряженного мускула, ровное, оно не выражало ничего, словно у застывшей навечно статуи; собранные блондинистые волосы аккуратно, волосок к волоску, лежали на подушке, пышная грудь равномерно вздымалась вверх и вниз. Хисуи поджала губы, похоже девушка спала, а она так надеялась, что они смогут, наконец-то, пообщаться!
Дом Этери делился на три комплекса: в первом жили с начала беременности до двадцать второй недели, в паре километрах от него был второй, где проживали до конца человеческой беременности, третий же был предназначен для тех, у кого уже начался второй период, и чтобы не пугать остальных, он находился вдалеке, никто до начала положенного срока не мог его увидеть. Хисуи Е. Фиор переехала во второй комплекс неделю назад и познакомилась со всеми, кроме своей соседки, Люси Хартфилии. Про нее ходило множество слухов, однако Е. Фиор хотела узнать, что правда, а что нет, понять, что она за человек, и просто-напросто подружиться. В старом «доме» у нее была прелестная соседка, что стала ей подругой, они и на секунду не могли умолкнуть, даже мелких ссор не было, но вот пришел срок и теперь она жила здесь, старая соседка приедет через два месяца. Хисуи пыталась поговорить с Люси, но ничего кроме приветствий она от нее не услышала, та обрушивала холодность одним своим присутствием, настроение падало, за свои попытки становилось стыдно, и она предпочитала промолчать.