До этого она не задумывалась, общалась только с Мавис, но живя с «обычными» этери, Люси осознала: ей повезло. Этериасы беспощадны и жестоки, даже со своими этери. Приход демонов сюда их пугал: они с облегчением делали вздох, узнав, что не к ним, «счастливицы» смиренно шли, но тревога была в них очевидна, некоторые отказывались, плакали и впадали в истерику. Если не считать принуждений после изнасилования, Нацу дважды применял к ней силу, но в те моменты она ощущала безнадежность и страх, никогда неведомый ей за всю жизнь. Казалось нет ничего кроме этого — впереди будет лишь хуже. Другие этери ощущали это постоянно, с первого дня приезда. Их сразу же вели в комнату и насиловали. С ними не пытались сблизиться, утешить или сделать процесс более приятным, в интересах демонов было, чтобы этери побыстрее забеременела, не ее желания и личность.
Этому приходил конец. Вот только, если в случае Люси Драгнил заменил те воспоминания новыми, заставив забыть до этого момента, других отсылали в дом Этери и оставляли с болью и страхом, что никогда не покинет их. Этериасы волновались исключительно о росте плода, они не знали, что значит подарить спокойствие и недолгое счастье своим этери.
— Нет, хватит это говорить, — Хисуи сразу прекратила угадывать, что с исповедницей делал этериас (а может вспоминать, что делали с ней). Нацу сделал Люси больно, но ей было неприятно, что кто-то серьезно думает, что он подобным образом издевался над ней. — Нацу, мой этериас, конечно, одно время был ко мне… жесток, если можно так сказать. Однако потом он заботился обо мне, наверно, так же сильно, как и здесь заботятся о нас няни. С тех пор как я беременна, он ни разу не причинил физической боли, а если после близости на теле оставались синяки или глубокие укусы, долго извинялся, мазал мази и следил за их заживлением. Он подарил мне чувство защиты, и… — Люси запнулась на секунду. — Я была не просто счастлива с ним, я любила его.
Хартфилия взглянула на соседку. Она была шокирована, хотя казалось куда больше. Исповеднице хотелось рассмеяться — все, кончено, удивлялись в начале, и это раздражало, но прошло столько времени, что ей была приятна такая реакция.
— Звучит невероятно, — быстро проморгав, растеряно улыбнулась Е. Фиор. Перевела глаза на соседку и обратно на окно, почесав ногтем щеку. Демон, тиран и монстр, может быть заботливым и его можно любить — она была обескуражена и не знала, как реагировать. Она видела только одну сторону этериасов, и, возможно, они и вправду могли быть другими, вот только, после пережитого, в голове это не укладывалось.
— Если все было так хорошо, почему ты здесь? — хоть тему демонов Хисуи часто избегала, но этот вопрос ее занимал, как и разговор с исповедницей. Впервые она видела соседку раскрепощенной и сомневалась, что она еще кому-то открывалась здесь, что немного льстило. Девушка понимала, что заданный ей вопрос может вызвать неприятные воспоминания, но удержать себя было сложнее.
— У нас настали сложные времена, — Люси поджала губы. То ли ночная атмосфера на нее так действовала, то ли ей захотелось пообщаться и выгрузить долю своих переживаний. Однако не теряла линию дистанции. — Нам было тяжело. Он ушел, оставил меня одну. Думал, мне будет так лучше. Знаешь, он часто так делал: думал, как мне по его мнению будет лучше, а у меня спросить, нет! Он же самый умный! Все знает!
Она была терпелива. Нацу потерял дядю, его убили прямо на глазах. Мог потерять этери и дети. Он мог лишиться своей семьи, в которой был так необходим, которую, наконец, обрел спустя годы одиночества. Когда он ушел, Люси приняла это. Поняла, что если ему так будет легче принять случившееся, она готова дать время. У самой шрамы на сердце болели и болели сильнее, стоило вспомнить о вечерах с Игнилом, его успокаивающий и сильный голос, его редкие объятья. Кошмары, что посещали каждую ночь, не помогали. Она была знакома с Игнилом пару месяцев, и испытывала тоску, словно она потеряла родителя. Какого было Нацу, с которым Игнил всю жизнь вместе прожил и заменил отца, она не могла и близко представить.
Она верила, они смогут начать семейную жизнь, вернут времена, когда были счастливы.
Потом все те эмоции, что копились в ней одинокие недели без Нацу, и глубокая обида выплеснулись в злости, в безграничной злости к этериасу. Так трусливо бросил ее — послал в дом Этери, не пришел домой и не взглянул в глаза. «Так будет лучше», он опять решил, как будет для нее лучше, не обсудив с ней. От любви ее чувства медленно перерастали в ненависть. Она была на тонкой грани.
Она считала себя преданной, вот только, недавно она узнала, что это не совсем так.
Пару дней назад в дом Этери заехала Мавис. Она ворвалась в комнату и своей улыбкой, своим настроением разбудила и в Люси радость, что рядом с ней расцветала подобно цветку. Мавис была солнцем после долгих дождливых дней. Она долго и много извинялась, обещала же ей, что будет часто навещать, в итоге за три месяца они ни разу не увиделись: зимой, после бала Локсар, она тяжело заболела, за ней и мальчики, а потом Зереф не позволял, занятый делами, так же, как и Нацу. Люси не думала обижаться на подругу, она была просто рада ее видеть. Во время прогулки Спригган не молчала, у нее накопилось так много мыслей и тем за время, что они не виделись. Сначала Люси изредка вставляла свое слово, а потом ее все-таки разговорили. Она была даже не против, молчала слишком долго этот месяц, и не поддаться обаянию подруги было непосильной задачей. Болтали долго и много, об обыденных повседневных делах или веселых событиях за зиму и весну, коих в запасе девушки было немало. Хартфилия наслаждалась проведенным временем, однако в мыслях так и вертелись вопросы связанные с Драгнилом. Она молчала, портить первый хороший день не хотелось, и сама Мавис избегала этих разговоров, даже про дом Этери она говорила так, будто Хартфилия жила здесь давно, а случившегося за прошедшие месяцы было очень, очень плохим сном.
Терпение Люси не было безграничным, ей нужны были ответы. Мавис знала больше нее, Зереф наверняка не смолчал о Нацу, и, как бы исповедница не отрицала, она переживала за своего этериаса. Гневалась, мысленно проклинала и убеждала себя, что в оставшиеся месяцы беременности и без него справится. И все же, они вместе прошли через многое и чувства проросли корнями слишком глубоко, чтобы не думать о нем, не задаваться множеством вопросов, что прежде оставались без ответа. Стоило Мавис замолкнуть на секунду, как Хартфилия тут же, одним вздохом, одним словом, задала вопрос: Что с Нацу и где он? Мавис помрачнела. Они присели на скамейку, теребя подол платья, несколько мямля и тяжело начиная разговор, сквозь свое нежелание, делала это:
— Нацу, он, заходил к нам, примерно месяц назад. Мы видели, что он… Он какой-то не такой, весь потрепанный, в рваной одежде и грязный. Подумали, что он все еще охотиться на велнусов — хоть охота и прекратилась уже, для Нацу было небольшое исключение. Мы и не думали, что он вовсе ушел из дома… Слуги позаботились о нем, и он сел с нами ужинать. Он был подавлен, очень подавлен, практически не говорил, не замечал ничего, и кажется был не с нами — мы не придали этому значения, учитывая, что он переживал. Мы с мальчиками ушли, а Зереф остался с ним. Только потом он рассказал мне, что Нацу не остался на ночь, и перед уходом высказал странную просьбу: позаботься о Люси вместо меня. На следующий день он узнал, что Нацу не появлялся в своем поместье, — Мавис отвела глаза, и в нерешительности замолчала, сжав в кулачках ткань розового платья. — Оставлять тебя одну на одних только гибридов нельзя было, о тебе должны позаботиться, и Зереф решил исполнить просьбу. Честное слово, Люси, я пыталась, правда, пыталась его убедить привезти тебя пожить к нам, а не сюда! Вот только, он меня не послушал — сказал, что мне и так непросто с двумя детьми на плечах, хотя это отнюдь не так, но послушал ли он меня? Извини, Люси, мне самой неприятно от того, что тебе приходится жить здесь… — под конец с привычным оптимизмом и хитрой улыбкой добавила: — Но знай, я не оставлю попыток, и думаю, Зереф скоро подастся.