На следующее утро я, как всегда, встал очень рано, вышел к пустырю на пробежку. Солнце еще не взошло. На траве лежала роса. В болоте квакали лягушки. Начали просыпаться высотки. Я продолжал тренироваться и мечтал о карьере чемпиона. Не успел я сделать и одного круга вокруг болота, как услышал за спиной шум мотора и увидел едущую на меня машину. Вначале я решил, что это кто-то из наших придурков шутит – иногда мы позволяли себе идиотские подтрунивания друг над другом. Но машина неслась на меня с такой скоростью, что я с трудом успел отпрыгнуть на мусорную горку. В глаза и в рот забился песок, и, пока я отплевывался и протирал лицо, машина быстро развернулась и ослепила меня фарами. Из нее выбежало пять человек. Я не успел подняться на ноги, как один из них ударил меня кастетом по голове, стало очень больно, и я потерял сознание. Пришел в себя я тоже от боли. Кто-то бил меня железным прутом. Я слышал, как трещат мои ребра.
– Очухался! – услышал я грубый голос.
Я с трудом открыл глаза и сплюнул выбитые зубы. На меня смотрел какой-то жуткий тип, небритый, взъерошенный, с кривым перебитым носом. За его спиной стояли еще человек шесть таких же головорезов, двое из них держали в руках железные прутья. Я сразу понял, в чем дело. Голова моя была рассечена в нескольких местах, и в волосах запеклась кровь. Видно, в беспамятстве я провалялся довольно долго и получил уже немало ударов. Тело мое было сплошным комком боли. Горбоносый, которого его дружки называли Зомби, поднес к моему лицу лягушку. Вставил ей в зад соломинку и стал надувать. При этом он не отрываясь смотрел на меня и мерзко улыбался крохотными мутными глазками. Мои руки были связаны, ноги тоже. Пошевелиться я не мог.
– А с этим что будем делать? – спросил кто-то за спиной у Зомби.
– Думаю! – ответил он.
Мне стало так страшно, что я не мог вымолвить ни слова. Дернулся корпусом и упал с металлической коряги, на которой лежал, на землю. Кричать я тоже не мог, потому что рот мой был залеплен скотчем. Зато я увидел в стороне своих приятелей – тех, с кем еще вчера я играл в карты.
Один из них лежал лицом в луже мазута и не шевелился. Голова его была утоплена в мазуте, а из затылка торчала лопата. Штаны были приспущены, и на фоне черной лужи белел его исцарапанный зад. Это было такое нереальное зрелище, что я чуть было снова не потерял сознание. Мне показалось, что все происходит во сне и скоро я должен проснуться. Как это обычно бывает в кошмарах, ты просыпаешься в самый критический и роковой момент, когда ситуация, в которой ты находишься, кажется уже неразрешимой. Но я не просыпался.
Чуть в стороне стоял ржавый автобус. От него остался один только остов, все самое ценное, что можно было отвинтить и унести, наши пацаны давно уже растащили. Не было ни стекол, ни сидений, ни жестяных листов крыши. Внутри искореженного салона ржавчина поросла мхом, а сквозь дыры в полу тянулась трава. Рядом с автобусом я увидел еще одного своего приятеля, вернее, то, что от него осталось. В побагровевшей траве лежало истыканное чем-то острым, изрезанное тело. Ни один математик не смог бы сосчитать, сколько ранений было нанесено парню. Руки и ноги были переломаны и разлетелись так, что напоминали свастику. Штаны на нем тоже были приспущены, но зад был не белым, а тоже был весь расцарапан, залит кровью и калом. Меня чуть не стошнило. И вырвало бы, но на утреннюю пробежку я выходил обычно не позавтракав. Голова жертвы была расколота кубиком и напоминала глиняный кувшин, отрытый из древнего могильника. Только черепу этому в музеях, понятное дело, не выставляться, этой расколотой башке. К трупу подбежала лохматая псина и принялась было слизывать растекшиеся по земле мозги, но кто-то из отморозков бросил в нее камень. Попал псине в туловище. Та взвизгнула и отбежала в сторону, на безопасное расстояние.