— Лиса, не играй со мной, — заворчал здоровяк, чтобы предостеречь.
— А я и не играю.
Какая я все-таки... непостоянная. Догадываюсь, отчего Брюс сходит с ума. Ночью рыдала от ужаса, а днем сама проявляю инициативу. Я и сама не могу объяснить свое глупое, импульсивное поведение.
Я превратилась в деревянный плот, который метает по волнам в шторм мерзкая погода и шквальный ветер. То ухожу на дно, то снова выныриваю на поверхность. И нет конца этой бескрайней водной глади. Определиться, что делать дальше просто невозможно.
Воин прищурился, притянул к себе.
— Ты точно отдаешь себе отчет? Не так давно ты меня видеть не хотела.
— Не отдаю, — честно призналась я, — сама не понимаю, что происходит, но устала сопротивляться.
— А ты сопротивлялась? — удивился мужчина. — Зачем?
— Привыкать к тебе не хочу, — опять без утайки ответила я. — Сегодня ты ночуешь со мной, а завтра выберешь новую.
— Лиса, я...
— Не надо, — остановила его речь движением руки, забравшись под кожаный ремень. — Я не глупая. И ни на что не надеюсь.
Моей храбрости хватило только на легкие касания. Не хватало опыта и характера. Никогда не была знойной обольстительницей, той самой, которая одним движением бедра могла заставить мужчину ей покориться. Я всего стеснялась, останавливалась.
Но Брюс, будучи куда более искушенным, не позволил мне отстраниться. Перенял инициативу на себя.
Одним рывком лишил меня платья. Быстро стянул свою одежду, а после...
Нет, учась на врача, мне было хорошо известно обо всех видах ласк, но сурового лэрда у своих ног я никогда не представляла.
Охнула, когда он нежно коснулся меня, выгнула спину. Застонала, почувствовав, как язык дотронулся до искомого. Он кружил, вбирал в себя, проводил пальцами по внутренней стороне бедра, вызывая толпы мурашек. Сжимая в руках складки простыни, я выкрикивала его имя.
Не доведя меня до финала, он поднялся. Усмехнулся, заметив мой разгоряченный взгляд. Увидел, как в моих глазах застыла поволока. Накрыл всем телом, вошел и за несколько минут завершил начатое. Я даже всхлипнула, потому что не хотела, чтобы близость между нами прекращалась.
— Отдохни, Лиса. — Бросил он напоследок, одеваясь. — Мне нужно разобраться с Давиной и Авой, потом я вернусь.
— Хочешь оставить меня здесь? — в голосе прозвучало скрытое недовольство.
Кажется, он его услышал. Присел рядом, поцеловал меня в оголенное плечо.
— Я много чего хочу с тобой, Лисандра, моя лунная ведьма. Но ты устала, а у меня много дел. Тебя ждут больные и загадка. Если ты все же меня простила, то вечером возвращайся в эти покои, мы продолжим.
Прозвучало многообещающе.
Он ушел, явно посмеиваясь и в приподнятом настроении, а меня поздновато накрыло чувство вины и горы, состоящие из сомнений.
Внизу лежат люди, возможно, умирают, а я вместо того, чтобы им помогать, предаюсь прелюбодеянию. Стыдно, нехорошо.
А еще, я кажется медленно влюбляюсь. И в кого? В тирана, способного раздавить меня одним пальцем. Он не слушает, попусту ревнует, скоро делает выводы, а когда наиграется с женщиной, жестоко ее бросает.
Почему я нахожу его привлекательным?
Ответ нашелся быстро. В клане его не то что любили, его боготворили. Все жители знали, что получат от лэрда по справедливости. Он терпеливо разбирался в их вопросах, в меру помогал, без размышлений вставал на защиту каждого. Но и требовал со всех сполна.
Глубоко в душе, осознавая, что характер воина не переделать, что его деспотические замашки никуда не денутся, по-своему его оправдывала. Здесь, в этом мире, на этих землях иные порядки, не похожие на то, к чему привыкла я. Брюс ждет слепого повиновения, покорности, преданности, а я, обладая критическим мышлением, просто довериться не могу.
Наплевав на отдых, считая, что я вполне выспалась, поспешила в свой дом, чтобы перечитать гримуар. Как бы мне ни хотелось отдалить этот момент, но слишком много людей полегло от неизвестной болезни.
В основном это были рослые мужчины, регулярно тренирующиеся на ристалище. Несколько молодых женщин, а вот детей и стариков среди пострадавших не было.
Я честно пыталась отыскать среди заболевших взаимосвязь, но ее не было видно.
Книга тоже не помогала. Единственное, что радовало, состояние у бедняг не ухудшалось. Они были живы, дышали, принимали пищу, но не приходили в сознание.
Я перебирала в памяти каждого заболевшего. До определенного дня все четко чувствовали себя отлично. Не находила никакого противоречия, никакой связи между ними. Потом начали резко болеть. Новых людей не добавлялось, но те, кто успел потерять сознание, в себя не приходили.