– Может быть. Но Сашка мертв, у него уже не спросишь, а вот Маринку мы поспрашиваем. Давай, позови ее… Нет, сиди. Лена!
Офис-менеджер прощелкала каблучками за дверью и заглянула в кабинет. Как она ходит на шпильках высотой с Эйфелеву башню, я и представить не в силах. Как-то раз я тоже купила себе такие туфли, но, как оказалось, смогла в них только стоять. С тех пор иногда надену их дома, постою перед зеркалом, полюбуюсь, и все. Подарить кому-то рука не поднимается – нечеловеческой красоты обувка, и ходить на таких каблучищах никак не получается, даже по комнате. А Ленка не просто ходит, бегает!
– Позови Марину. – Руслан хмурится. – Но тихо, без шума.
– Марины сегодня нет, на работу не пришла. – Ленка заинтересованно стреляет в нас своими зелеными глазками. – Я звонила ей, но сотовый не отвечает.
– Тогда иди работай.
Ленка обиженно фыркнула и исчезла.
– Рита, ты тоже иди работай, а я тут еще подумаю. Собственно, ты ничего не могла сделать – ни в квартире, выставленной на продажу, ни у себя дома. Если бы хоть с Мариной вдвоем вы туда пошли, без клиентки, можно было бы порешать вопрос по-тихому, а так… Ладно, проехали.
Я иду в агентскую. Все наши в сборе, ждут. Но мне нечего им сказать. Галина Николаевна и Петька смотрят на меня поверх чашек. Господи, я знаю их несколько лет, не может быть, чтобы кто-то из них имел отношение к происходящему!
– Сама расскажешь или придется допрашивать? – Галина Николаевна меняет очки, чтобы видеть меня. – Даже не думай, что сможешь отмолчаться.
Я понимаю, что отмолчаться не удастся, но поведать им все не могу. Вчерашний день что-то надломил во мне, и я, с одной стороны, не представляю никого из присутствующих в роли убийцы, но, с другой стороны, никого сбрасывать со счетов нельзя. Ведь иногда человек, которого вроде бы хорошо знаешь, такое сфордыбачит, что только диву даешься.
– О котором из трупов вам рассказать?
Народ молча смотрит на меня. Потом Лина Белова встает, закрывает дверь агентской и снова усаживается, устремив прямо перед собой взгляд своих холодных немецких глаз. И я понимаю, что уж она-то многое способна сотворить, если ей это зачем-то понадобится. Но в том, что Белова непричастна к этой истории, я уверена. Мы с ней немного похожи – даже замужем были за типами, похожими, как братья-близнецы. Не внешне, конечно, а склонностью к растительному существованию. Только Линка более безжалостная, чем я. Она немка, ее голова всегда холодна, а мысли и содержимое сумочки – в идеальном порядке. Белова у нас еще и местная знаменитость, пишет неплохие детективы, а потому ей, как правило, ни до чего нет дела. Но голова у нее варит – дай бог каждому.
В агентстве вообще весь народ своеобразный. Когда-то у нас случился застой в работе, и тогда мы постановили, что надо обратиться к экстрасенсу. Руслан долго упирался, но дела шли совсем плохо, и ему пришлось согласиться. Дядька попался интересный до ужаса. Сначала он закурил какую-то вонючку, потом раскинул карты. Порасспросил о датах рождения всех сотрудников, а после долго стенал и качал головой. В итоге сообщил, что у нас не офис, а ведьмовской ковен. Мол, каждая из наших дам сама по себе прирожденная ведьма, поэтому в помещении переизбыток энергии. Выдал нам какие-то звоночки, мы послушно развесили их по углам, – и дела странным образом сразу наладились.
Я не очень в подобные вещи верю, но вынуждена признать: что-то такое есть, точно. По крайней мере, в нашем коллективе случайные люди не приживаются. И, как говорит Галина Николаевна, никакие мы не суки, просто работа у нас, мягко говоря, сволочная. Зато у нас отличная команда. Руслан хотя и обзывает нас бандой, но это он так, для порядка.
– История какая-то больная. – Ника наливает себе кофе. – Сашку вообще-то не жаль, а Борецкого я видела по телевизору, красивый был мужик, царство ему небесное. Думаешь, это кто-то из нас спер твои ключи?
– Не знаю. Но кто-то же подбросил мне фотографии. И в прокуратуру тоже.
– Позавчера Марина открывала твой ящик. – Ирка внимательно рассматривает свои ногти. – Я пришла рано, а она уже была в агентской. И, как мне показалось, слишком быстро задвинула его. А потом куда-то сразу побежала. Теперь думаю об этом, и ее поведение кажется мне странным. С чего вдруг девица находилась здесь, а не в маленькой комнате, как обычно?
– И ты ничего нам не сказала! – вскинулась Галина Николаевна.
– Забыла. Значения не придала, честно говоря. Иногда бывает так – смотришь и вроде бы не видишь. У нас никогда ничего не пропадало, вот мне ничего плохого и в голову не пришло. Но сейчас вспоминаю, что ясно слышала звук – как будто задвигается ящик стола.
– И сегодня ее нет. – Лина накручивает на палец локон. – И не было, что характерно.
– Надо съездить к ней домой. – Петька берет ключи от машины. – Я знаю, где Марина живет.
– Ладно, давай навестим девочку. – Ника решительно поднимается. – Рита, ты с нами? Мы вытрясем из нее правду.
– Ага. А мы тут пока еще пораскинем мозгами. – Белова задумчиво смотрит в окно. – Нужно поднять записи в книге звонков, узнаем, когда именно звонила Литовченко.
Как я сама об этом не подумала? Ведь входящие звонки на все четыре телефона офис-менеджеры должны регистрировать – кто звонил, в котором часу, чего хотел. С другой стороны, можно было сговориться и сделать запись от фонаря. Это если Сашка причастен.
Мы садимся в Петькину машину и едем по улицам. Терпеть не могу зиму. Лето другое дело – садишься в машину, а та нагрелась от солнца, сиденье горячее, в салоне жарко. Именно такой климат я люблю.
– А откуда ты знаешь, где Марина живет? – Ника подозрительно косится на Петьку. – Вот я, например, представления не имею.
– Как-то раз подвозил ее домой, – краснеет Петька до самых ушей. – Нам было по пути.
Мы с Никой переглянулись и заржали. Петька так смешно краснеет, что всегда забавно его подразнить, он всякий раз ведется. Как говорит Лина Белова, если человек краснеет, значит, у него или есть совесть, или, по крайней мере, фантомные боли от нее остались.
– Чего смеетесь?
Не то напряжение отпустило, не то мы устали кукситься, но мне отчего-то стало весело до истерики. Как будто других дел у меня нет, как катить сейчас к какой-то Маринке, мелкой, как мак…
– Вот ее дом. – Петька старательно отводит взгляд. – Она живет на четвертом этаже, балкон показала.
– Ага, теперь это так называется, – фыркает Ника. – Видишь, Рита, какая нынче пошла молодежь!
– И не говори. Куда катится мир? Балкон показывала, смотри ты… А в гости не приглашала? А, Петь?
– Приглашала. Но я не пошел.
– Ну да? Наверняка гонишь!
– Да что с вами спорить…
Мы все любим доставать Петьку такими разговорами, потому что каждая новенькая сотрудница, независимо от возраста, пытается ему понравиться. Мы это отлично видим, и нам смешно. Причем некоторых не останавливает, что Петька вообще-то примерный семьянин. Например, Ленка когда-то бегала за ним, теряя тапки, пока ее муж-мент что-то не заподозрил. Попало тогда Ленке – собственно, за дело. Получил свою порцию и Петька – тоже, в общем-то, поделом. Мы же его преду-преждали о возможности такого исхода, а он никого не слушал и флиртовал с Ленкой. Но для него это был именно флирт, развлечение, с Ленкой же дело обстояло серьезнее, только Петька данный факт не просек. Вот и вляпались оба. Я тогда даже думала, как бы мент не застрелил его, однако обошлось. Правда, отношения с женой у Петьки пошли вкривь и вкось, но он все равно хранит ей верность. По крайней мере, у меня такая информация, хотя, конечно, все может быть. Собственно, не мне его судить. Да и никому, если на то пошло. Но подразнить можно.
– Идемте, раз приехали.
Ника вздыхает, выходит из машины и шагает к подъезду. Я, топая следом, понимаю ее печаль. Многоэтажки – это песня, несовместимая с жизнью.
– Петь, ты в разговор не лезь, мы как-нибудь сами, – добавляет Ника.
Входим в грязный вонючий подъезд. Большая часть населения живет в подобных домах, и среди них множество людей, которые сморкаются посреди улицы просто на асфальт, если вы понимаете, о чем я говорю. Заходишь к таким в квартиру – в ней грязь, вонь, обои ободранные и засаленные, туалет как откроют – угореть можно. А жильцы обитают годами в этом кошмаре, и ничего, даже счастливы. Именно такие гадят в подъездах. Особенно стараются в лифтах. Вот и здесь кто-то справил малую нужду. Я уж не говорю про оплавленные кнопки, нацарапанные и нарисованные на стенках неприличные слова и схематично изображенные гениталии. Бог знает, как мыслит человек, для которого написать на стене название половых органов – осуществленная мечта.