— Хорошо, что сказала, теперь для зубастика у меня появилось отдельное место в сердце.
— Ох, и что же пришлось оттуда выкинуть? Знаешь, там до невозможности тесно.
Послышался тихий смех и его грудь слегка затряслась.
— Я подчистил вчера, до твоего прихода там почти ничего не оставалось.
Мы замолчали, не спеша отстраняться друг от друга. Он прижимал меня к себе и мне не хотелось нарушать выстроенную идиллию. В его объятьях было так приятно и тепло, что казалось оторвись я от него, потеряю то чувство комфорта и эйфории от его касаний навсегда.
Меня пьянила его близость. Радовало, что он не отталкивает меня.
Но больше всего сейчас заставляло трепетать не просто физическая близость с ним. Я будто забираюсь к нему в душу. Кому из девочек он еще позволял так близко к себе подобраться? С кем еще о таком говорил? К тому же он не сказал, что мои чувства безответны…
Я всегда отличалась особой эмпатией и на подсознательном уровне чувствовала его страх. Его тянуло ко мне, как комарика на свет, но он боялся, что этот свет окажется приманкой и дни рядом со мной у него сочтены. У него много проблем с головой, и он не хотел, чтобы от этого страдали его близкие. Он отдалялся от друзей, когда чувствовал, что может кому-то навредить, но от меня в случае близких отношений у него отделаться не получится. Его внутренняя боль меня заденет.
И я хотела ее с ним разделить. Я готова была забрать ее всю, лишь бы ему стало проще.
— Мне с тобой сложно, — вдруг снова заговорил Фил. — ты другая. Мое реальное окружение тебя проглотит, им еще мало покажется. Я и сам такой, поэтому беги, пока совсем не занесло. Я не тот, каким ты меня видишь. Наше знакомство было ошибкой, эмоциональным порывом.
Я подняла на него голову и мило улыбнулась, хитро щуря взгляд.
— Тебе со мной сложно не потому, что я другая, а потому что ты становишься другим. Ты не похож на них, но тебе проще этого не показывать. Я уверена, что вижу тебя таким, какой ты есть, таким, каким ты сам даже себя не знаешь. И я не ошибка. Ты так говоришь специально.
Робко переместила руки на его плечи и медленно обвила шею.
Я только проверяю свою дозволенность на его тело, прикладывая в свои движения аккуратность и грацию. Боюсь его спугнуть, но не позволяю отступить. Слишком соблазнительно выглядит возможность проникнуть к нему под кожу. Это как приручать дикого непокорного зверя. Сначала нужно сделать так, чтобы он получал удовольствие от твоих ласк, постепенно признавая в тебе свою хозяйку.
Сладко думать, что когда-нибудь его неприкаянное, холодное сердце будет моим. Что случиться так, что он сам мне его отдаст и приклонит голову, отдаваясь во власть маленькой сиротке, еще недавнему отбросу общества. Сам аристократ и такой, как я. Будет млеть от моих прикосновений и глядеть с горящими глазами от того только, что я рядом.
Замечталась. Сама утонула в синеве его глаз. О том, чтобы произошло аналогичное и с ним только мечтать и остается. Чтобы так же смотрел… глупое сердце снова шалит с фантазией.
— Я так понимаю, тебе хочется мне угодить? — спрашиваю, грустно улыбаясь.
Он приподнимает бровь в немом вопросе.
— Ты позволяешь мне себя обнимать и даже обнимаешь сам, потому что я хочу, чтобы ты это делал. Но ты напряжен, тебе не комфортно.
— Зачем ты думаешь о моем комфорте? — вдруг улыбается, слегка качая головой. Его удивляют мои слова.
Застываю, широко раскрыв глаза, не переставая смотреть на его улыбку. У самой уголки губ поднимаются на столько, на сколько возможно.
— Ва-а-ау, я первый раз вижу, как ты улыбаешься. Это очень красиво-о-о… — натыкаюсь на его непонимание и подавляю смешки. — я имею виду настоящую улыбку, искреннюю. Таким ты выглядишь еще прекраснее, как художник говорю, ну и как девушка немножко.
Вру. Много, как девушка. А как художник спешу подтвердить, что зачесались пальцы немедленно нарисовать это великолепие. Спешу запечатлеть его у себя в памяти и делаю мысленную пометку постараться передать его образ без маски, вот таким. Теплым, мягким, своим каким-то.
— У тебя есть шашки или шахматы? — вдруг спрашиваю, наконец решаясь отстраниться и слезть с его ног.
Стало холодно, и я обнимаю себя за плечи.
— Зачем тебе? — улыбается одни уголком губ.
— Поиграем. Мне вдруг захотелось.
Смотрю на него пристально. Без улыбки.
Он же для всех такой удобный. Такой, каким его хотят видеть. Выполняет любые пожелания, терпит неприятные ему вещи, лишь бы угодить, говорит все то, что хочет слышать от него собеседник. Меня заставил поверить, что я ему приятна и обнимать меня ему нравиться. Уж игру для меня он осилит.