раскачивание – сначала тренировка. Учесть прислушивание к посторонним звукам. Не
погружаться в себя. Убить соседку».
Последняя фраза озадачила Виолетту, потому что к технике сновидения она никак не относилась.
Но Кира на мелочи не разменивалась, считая, что все гении в равной степени сумасшедшие,
поэтому им можно чуть больше, чем остальным. Поэтому в выражениях не стеснялась.
Иногда Виолетта искренне недоумевала, как такой человек, как Каталинская, мог работать
школьным психологом. Даже без излюбленной косухи, сигарет и любимого мотоцикла бог знает
какого года выпуска, она всё равно выглядела внушительно. Не спасали белокурая коса и
вежливость. В Каталинской чувствовался стержень, который не скрыть напудренным налётом
цивилизации.
Порой Виолетта завидовала ей. Кира могла за себя постоять и даже из самой глупой ситуации
могла выйти как ни в чем ни бывало. Другой вопрос – Виолетта…
Она вздохнула. Ни напора, ни уверенности, ни спокойствия в ней не было. Легкие перебранки с
шефом – не в счёт. Она прекрасно понимала, что всё страхи тянутся из детства. Постоянные
истерики матери, запреты куда-либо выходить позже определённого времени, хорошо вдолбленная
в голову фобия темноты. Теперь это не давало возможности освободиться и начать давать отпор
подкрадывавшемуся сумасшествию.
Сегодня на работе моментов передышки почти не было, однако стоило только им появиться, как
тут же падала тяжёлым покрывалом масса ненужных воспоминаний, шевелящихся, словно клубок
дождевых червей. При этом четкости ещё не было, но мерзкое ощущение, что там было плохо и
возвращаться туда не стоит – не исчезало.
Сейчас, в тишине и покое, воспоминания вернулись, поползли по закоулкам подсознания новыми
тропками.
Буквы вдруг слились в единое целое, белизна бумаги превратилась в грязный свет, от которого
хотелось закрыться. Виолетта хорошо знала тот свет. Именно такой проникал сквозь щели
запертой двери, за которой слышались детские крики. Нехороший свет, будто его излучали гнилые
светлячки. И запах оттуда шёл соответствующий: сладковатый и тошнотворный.
Виолетта неосознанно закрыла нос рукой, но вместо кожи пальцы неожиданно провалились в
пустоту. Виолетта вздрогнула и начала озираться в поисках зеркала. Лоб взмок, пальцы коснулись
чего-то липкого. Зеркало было в коридоре, она глянула в стеклянную дверцу серванта. С губ
сорвался истерический крик.
На неё смотрел обнажённый череп. Из пустых глазниц сияли огоньки, толстый белый червь,
медленно вылезал из треугольной впадины носа. Безгубый рот кривился в дикой усмешке.
Повторный крик замер в горле, ноги подогнулись. Виолетта попыталась отвести взгляд от ужаса в
стекле, однако ничего не выходило.
В голове прозвучал голос:
– Ты плохо себя вела, – хриплый голос, неприятный, до боли знакомый. – Я должна тебя наказать.
Смотри! Смотри и запоминай, что с тобой случится, если будешь себя плохо вести и дальше!
Червь замер, свернулся, будто раздумывая, и медленно пополз к левой глазнице. Виолетта резко
провела рукой по лицу, чтобы стереть эту гадость, однако ничего не почувствовала.
В ушах поднялся звон. Она пошатнулась и упала назад в кресло. Ужас в стекле растаял в один миг.
На неё вновь смотрело уставшее лицо тёмноволосой женщины, которой не помешало бы поехать в
отпуск.
Звон стал невыносимым. Спустя секунду, до неё дошло, что разрывается домашний телефон,
который висит почти над самым ухом.
Дрожащей рукой она взяла трубку.
– Алло, – голос прозвучал слабо и хрипло, перед глазами ещё парило мерзкое видение.
– Ты куда там пропала? – набатом ворвался рассерженный вопрос Каталинской. – Я уже тебе
третий раз звоню и никакой реакции! Только не говори, что только пришла со своей долбанной
работы!
– Скажу, – голос вернулся в прежнее состояние. – Если перестанешь тарахтеть и дашь мне сказать.
– Ну, слушаю, – хмыкнула подруга.
Говорить было нечего. Это Виолетта поняла, стоило лишь той замолчать. Что сказать? Я сошла с
ума? У меня галлюцинации? Долгая ли очередь в психушку?
– Ладно, твоя взяла.
– Может быть, – задумчиво произнесла Каталинская. – А может, и нет. Слушай, какого черта с
тобой творится?
Вопрос был правильным. Виолетта понимала, что больше никому сказать правды не сможет. Да и
слушать не будут. У Каталинской мозги не такие, как у остальных. Поэтому она выслушает и
поймёт. Виолетта набрала воздуха в грудь:
– Кира Эдуардовна, сколько мне станет ваша личная консультация?