Женя встал с ящика. Я хмыкнул.
— И раз он говорит, что ты, Санек, с бандитами якшаешься, я ему охотнее поверю, чем тебе.
— А мне? — Выпрямился перед ним Капа, который был на голову ниже Корзуна.
— Извиняй, — только и ответил Женька. — Хоть мы с тобой вместе и воевали, для меня Витькино слово крепче.
— Не друг ты мне больше, — выдержав паузу, сказал Капа.
Выслушивая все это, Шелестов бледнел на глазах. На лице его, белом как стена дома культуры, все сильнее и сильнее отражался настоящий ужас.
— Давайте, мужики, — сказал я, — проводим вас на выход.
— А мож, я билет в Элладу купил? — Злобно рыкнул Капа и пошел на меня, повел крепкими плечами.
Все в комнате вздрогнули: Шелестов от страха, Женька, готовясь к драке. Только я остался на месте, когда Серега Карпов замер со мной лицом к лицу.
— Ну тогда покажи квиток, — проговорил я спокойно.
Капа раздул ноздри. Услышал я, как хрустят костяшки его пальцев, как поскрипывают сжатые зубы. Держа руки в карманах, я и сам сжал кулаки, норовя ударить первым, если он дернется. Капа не дернулся.
— Пойдем, Шелестов, — бросил он и потопал к выходу.
Сашка Шелестов поплелся следом. Мы с Женькой замерли, ожидая, пока они не выйдут. Потом Женька заговорил:
— Если б я тебя так хорошо не знал, то поверил бы им, — проговорил он. — Ты среди нас, ветеранов, и правда белая ворона. Многие афганцы тебя не воспринимают всерьез. А я воспринимаю.
— Я знаю, — только и ответил я.
— Значит, братки с Черемушек? — Спросил Женя помолчав.
— Угу.
— Они обидятся, поди. Кто-нибудь из нас может одним вечером домой не вернуться.
Ох, Женя-Женя. Знал бы ты, что именно такая судьба тебя и ожидала, согласись ты на аферу Шелестова. Двадцать пятого февраля девяносто пятого года Женю Корзуна расстреляют в собственном БМВ из автоматов Калашникова, причем в собственном же дворе. Теперь этого не произойдет. Я этого не допущу.
— Прорвемся, Женя, — хмыкнул я. — Прорвемся.
Шелестова привели и посадили за небольшой блестящий лаком деревянный стол. В особом зале ресторана «Павлин», принадлежавшему одному бизнесмену, который ходил под бандой с Черемушек, было сейчас безлюдно. Это пугало Шелестова.
Против своего названия, зал Павлина напомнил не цветастое помещение, которое могло бы ассоциироваться у кого угодно с павлинами, а походил больше на огромный предбанник какой-то сауны. Были тут выстланные деревом стены, деревянные круглые столы и стулья. Декоративные стропила украшали потолок. В общем, Шелестову это место казалось очень странным. А теперь он его еще и боялся.
Шелестов икнул от страха, опасливо задрал голову. Двое молодых крепких парней в кожанках, стали по правое и левое его плечо. Смотрели они холодно и свысока. Так, как смотрят обычно на бесправную скотину. У Шелестова по спине пробежал неприятный холодок.
Дверь открылась, и кто-то стал входит в комнату. Шелестов знал, кто это. Почему-то Александр попытался встать, но один из крепышей быстро осадил его, положив тяжелую руку на плечо. Шелестов плюхнулся обратно на стул.
Иван Павлович Седых по кличке Седой — полный, но не старый мужчина с дряблым лицом темными короткими волосами, зачесанными назад, тяжело вошел в зал. Облаченный в костюм с отливом, был он не один. Следом шел коренастый бородатый мужик. Шелестов с ужасом поймал себя на мысли, что рассматривает косой, живущий, словно бы, своей собственной жизнью глаз бородача. Глаз был каким-то выпученным и покрасневшим, зрачок же глядел куда-то немного в сторону и нервно подрагивал. От страха Шелестов тут же опустил взгляд.
— Ну здорово, Саня, — сказал Седой, когда сел за стол, напротив Шелестова.
Косой же, безумно вращая своим жутким глазом, стал за спиной Седова, сложил руки внизу живота. Другой глаз бородатого умный и проницательный сверлил Шелестова буквально до самого нутра. От этого Александру было вдвойне не по себе.
Седой был из тех бандитов, кто поднялся в Армавире за счет того, что оказался тут одним из первых. Одним из первых стал крышевать местные мелкие и средние бизнесы. Несмотря на то, что к сорока пяти своим годам поплыл он телом, жестокостью своей он остался прежним. Ну, может чуть-чуть присмирел. Шелестов много слышал о том, что творил Седой в молодости. Пока были у них хорошие отношения, Саня старался об этом и не думать. Но теперь при одной только мысли и Седом, у Шелестова тряслись коленки.