— Ай… Да и так сойдет. Уж в Афгане я в компаниях срать привык. Значит, и выпить одному не зазорно.
Женя налил себе, опрокинул. Занюхал рукавом формы.
— Это ты лихо выдал со сцены, — скривившись, хрипловато проговорил он. — Я б так не смог.
— Сказал, что думал.
— Да знаю.
Женя почти сразу налил вторую. Опрокинул еще раз.
— Слушай, Жек, — начал я, помолчав немного. — Вопрос у меня к тебе есть. Между нами.
— Ну? — Женя достал откуда-то краюшку хлеба, стал жевать.
— Это ты чего, хлеб в карманах носишь?
— Привычка.
— Что-то я за тобой такой не замечал.
— Знаю. Тоже после армии. Жрать вечно там хотелось. Причем всем. Вот и выучился хапать, что б желудок к хребту не лип. Ну и носить так, чтобы лишнего внимания не привлекать. Пока зал обходил, припрятал кусочек горбушки. Эти там не обеднеют.
— Принесу тебе какой-нибудь закуси. Но сначала поговорим.
— Ага, давай.
— Американец, Нойзман этот, он кое-что говорил мне. Говорил, что немало про меня знает. Что есть у него среди наших подвязки.
— И? — Нахмурился Корзун.
— Кто-то сливает ему информацию про меня. Кто-то близкий. Нойзман говорил мне такое, что мало кто может знать.
Женя потемнел лицом. Даже хлеб перестал жевать, глянул на меня с каким-то недоумением.
— Ты это о чем, Витя? — Спросил он мрачно.
Глава 4
— Ты думаешь, что среди наших крыса затесалась? — Лицо Жени тронуло настоящее угрюмое изумление. Он нахмурил брови. — Витя… Ты чего?..
— Он заявил это сам. Мне в лицо, — проговорил я. — Американская мразь знает, на что давить. Знает, как вывести из равновесия любого. Даже со мной у него это почти получилось.
— Ты подозреваешь меня, Фиму или Степаныча в том, что мы работаем с этим твоим Нойзманом, — Женя покачал головой. — Да я ушам своим не верю. Витя, мож тебе это в коме приснилось?
— Нет, Женя, — я вздохнул. — Я бы хотел, что б приснилось. Но, к сожалению, нет.
— Тогда он просто тебе набрехал. На понт взял. Вот и все. Ты знаешь, что я, Фима, Степаныч, ты — мы друг за друга умрем, если надо будет. Я тогда, на свадьбе, не думал ни секунды, когда открыл огонь по бандитам. Я тогда уже с жизнью распрощался. Я знаю, что ты, если вдруг придется, для меня то же самое сделаешь. Вообще не сомневаюсь в этом. А тут, выходит, что ты меня подозреваешь⁈
— Я помню, Женя, что ты рисковал, — сказал я ровным тоном. — Не кричи. И в том, что я за тебя умру, тоже прав. Я не подозреваю тебя. Потому и решил поговорить.
Женя горько вздохнул, опустил голову. Взяв графин, глотнул с горла. Скривился от неприятного вкуса водки.
— Я просто поверить не могу, что ты заводишь со мной такие разговоры, Витя.
— Женя, — глянул я на него серьезно. — Я сам поверить не могу, что говорю об этом. Но факт остается фактом. Кто-то сливает ему инфу.
— Говорю же! Он врал! Наплел тебе в три короба!
— Нет, — покачал я головой. — Он каким-то образом хорошо меня узнал. Я уверен, что Американец не врет.
— Почему ты так думаешь, Витя?
Я поднялся.
— Почему ты так уверен? — Повторил Женя, глядя на меня снизу вверх.
— Я не могу изменить мир. Не могу поправить то, что твориться в стране. Но могу сделать лучше мир вокруг себя. Сделать его безопасным для тех, кто мне дорог.
— Я помню эти твои слова, — проговорил понуро Женя.
— А ведь я мало кому говорю об этом. Мало с кем обнажаю душу.
— И это знаю.
— Нойзман тоже знает. Все знает. Он ударил по мне моими же словами, Женя. Этими самыми словами. И, признаюсь, поразил. Говорю же, он знал, на что давить.
Женя сглотнул.
— Ты же не веришь этой падле, Витя? Не веришь, что кто-то из наших стучит ему на тебя?
— Я стараюсь не верить. Но факты говорят об обратном.
Женя тяжело засопел.
— Но будь уверен, кто бы это ни был, я выведу его на чистую воду. Все. Этот разговор был только между нами. Не говори об этом Степанычу и Фиме.
— У нас никогда не было таких секретов друг от друга, — покачал Женя головой.
— Знаю. Прошу, не говори. Пока что. Я во всем разберусь.
Женя поджал губы и опустил взгляд. Покивал.
— Я точно тебе говорю — это не кто-то из наших. Вот увидишь, Витя. Может… Может, какая-то прослушка? Жучки, шпионы?
— Я надеюсь. Пусть лучше прослушка, чем предательство. Ладно. Я пойду принесу тебе какой-нибудь закуси. Подожди здесь.
Когда я вернулся в зал, гости набрались еще сильнее. Они стали вялыми и краснощекими от водки. Музыка тоже изменилась. Заиграл спокойный медляк, и жены потащили мужей: кто еще мог держаться на ногах, танцевать.
Взяв со стола поднос с бутербродами со шпротами, я огляделся и вышел к Жене. Корзуна на ступеньках уже не было. Не было тут и графина водки. Оставив поднос у входа, я вернулся в зал.
Подойдя к своему месту, увидел, что Марины все еще нет. На танцплощадке девушки я тоже не заметил. Присев, подождал пять минут. Ни есть, ни пить мне не хотелось, да и переедать было нельзя. Марины все еще не было, и тогда я просто пошел ее искать.
В главном банкетном зале я ее не нашел. Кулым тоже не знал, куда Марина делать. Не нашел я девушки и у туалетов. Когда побрел по небольшому коридору, соединявшему большой зал и хозяйственные кабинеты, услышал негромкие голоса. Уменьшил шаг.
— Я не понимаю, чего вы от меня хотите? Зачем вы говорите мне это? — Сказала Марина где-то за углом коридорчика.
— Я просто хочу обезопасить вас. Вот и предупреждаю, — ответил ей Нойзман.
Ах ты американская сука… Что ты задумал?
Я тут же завернул за угол, увидел, как у дверей бухгалтерии стоят Марина и Нойзман. Девушка прижалась к стене, закрылась от Нойзмана, скрестив руки на груди и испуганно схватившись за локотки.
Нойзман же, до тошноты самодовольный, стоял рядом девушкой в горделивой позе: опершись локтем о стенку и скрестив ноги.
Марина, увидев меня, посмотрела как-то испуганно. Нойзман почти не изменился в лице. Только улыбнулся мне одними губами.
— Отстань от нее, — сказал я строго. — Марина, подойди ко мне.
Девушка тут же послушалась.
— Что ты ей наплел?
— Ты знаешь, Виктор, — посерьезнел Нойзман. — Что подслушивать нехорошо. Это признак двуличного, лживого человека.
— Судишь всех по себе.
Нойзман хмыкнул, но не ответил.
— Что он сказал тебе, Марина? — спроси я, взяв девушку за плечи.
— Витя… Пожалуйста… Я хочу уехать… Я устала. Можно, я пойду?
Глядя в ее напуганные и какие-то грустные глаза, я медленно кивнул.
— Иди в зал. Я тебя скоро догоню.
Покивав, девушка зацокала каблучками прочь. Я зло посмотрел на Нойзмна. Приблизился.
— Еще раз увижу тебя рядом с ней — набью морду.
— Как грубо, — скривил физиономию Нойзман. — Но, очень в твоем духе.
— Пошел к черту, — сказал я холодно.
— М-да уж… — Он вздохнул. — Но не переживай, Виктор. Ничего плохого я не сказал твоей милой даме. Лишь предостерег. Дал пищу для размышлений.
— Мне все равно, что ты ей наплел. Это все равно ложь.
— Кто знает… Кто знает… — Хмыкнул он. — Ну так что, вернемся к нашему разговору? Я обещал спросить тебя еще и в третий раз. Вот. Спрашиваю. Твой ответ?
— Нет, — без тени сомнения проговорил я.
— Угу… — протянул Нойзман помолчав. — Ну что ж. Признаюсь, я ожидал этого. Ну ладно. Надеюсь, твое решение было взвешенным, Виктор. Иначе обещаю тебе, ты все потеряешь. Я…
— Обещаю тебе, Нойзман, — опередил я американца. — Если ты хоть пальцем тронешь Марину, или еще кого-то из моих, ты пожелаешь об этом. Даже то обстоятельство, что тебя выперли из Москвы, покажется тебе пустяком, по сравнению с тем, что я с тобой сделаю.
Нойзман нахмурился, сузил глаза. Его тонкокостная физиономия приобрела какие-то змеиные черты.
— Осторожнее, господин Летов. Больше всего я не люблю, когда мне угрожают. И что же ты, позволь спросить, собрался делать?