Вика, бывшему одногруппнику благодарно кивнула, подошла к брату, обняла его.
— Поехали домой, Максюша, поехали.
— Я не могу ее оставить тут, Вик, не могу. Когда она очнется… я тут…. Мне тут надо быть.
— Сейчас она не очнется, Макс, ей тоже нужно отдохнуть, операция — это стресс для организма. Ты ей нужен сильный, спокойный, понимаешь? Тебе надо отдохнуть и сил набраться, чтобы ей помочь… с…
У нее язык не повернулся продолжить. Она ребенка потеряла, пусть и не знала о нем, но горя это не уменьшит. Золотце тяжело вздохнула и посмотрела на мужа, прося его взглядом помочь Макса поднять и отвезти его к ним домой.
Но никто ничего не успел сделать.
Эля поднялась со своего места, подала Максиму руку.
— Поехали, Максим, мы потом обязательно сюда вернемся. Мы оба должны ей помочь, теперь наша очередь ее спасать.
Часть восьмая
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ
****
Соня, наверное, какая-то неправильная женщина. Точно. Странно, но это факт, или бред одурманенного, обезболивающими, мозга, что тоже вполне себе неплохой вариант.
Всего каких-то пару дней назад она жила, кажется, абсолютно другой жизнью, и сама была другой. Будто не она вовсе, а совсем чужой и незнакомый человек. Молодая, успешная женщина, карьеристка, у которой ничего, кроме этой самой карьеры, не было. И думала та женщина только о работе, о делах, и иногда анализировала свою неудавшуюся личную жизнь. Та незнакомая и чужая женщина убегала от личных проблем, предпочитая прятать голову в песок или вовсе проблемы отрицать. Ведь, если ее отрицать, значит, у нее вообще все хорошо и прекрасно. Ага. Жизнь удалась на все сто. Спрашивается: чего еще тебе может хотеться?!
Та женщина заботилась о близких, да.
Спасала абсолютно чужих людей от тюрьмы, штрафов и так далее, да.
Но слишком увлеклась. И забылась. Выпала из реальности.
И теперь имеет то, что имеет.
Раздавленная морально и физически. Не способная сейчас здраво мыслить. И от боли даже говорить нормально не может, только очумело хлопает глазами. И все.
Да и что говорить? Кому?
Себе?
Максиму, который дежурит в ее палате не первый день, и отказывается уходить?
Эльке, которая за эти дни повзрослела так, что становилось даже немного страшно?
Кому и что нужно сказать?
Соня не хочет их видеть! Не хочет с ними говорить!
Ей нужно одиночество и покой! Маленькая возможность подумать и обмозговать все. И, желательно, не видеть их жалостливых и сочувствующих взглядов.
Потому что, так нельзя. НЕЛЬЗЯ!
В конце концов, это ее потеря и ее вина.
Никогда бы не подумала, точнее, никогда до этого не считала, что безответственность — это черта именно ее характера.
Она ведь всегда подходила к делам ответственно. Всегда выполняла обязательства, если брала их на себя. И это касалось не только работы, но и жизни в принципе.
Не отступала от своего слова. Доводила все до конца. Не упускала из виду важное.
А секс без защиты — это важно.
Это, мать ее раз так, важно!
Из-за секса, без презерватива или таблеток, можно забеременеть!
Как она могла упустить это из виду? КАК?
В голове не укладывалось.
Она несколько недель под сердцем носила маленький живой комочек — ее ребенок, и даже не знала об этом, не думала и не подозревала.
Соня могла ведь… могла включить мозги и вспомнить, что у нее середина цикла была, а потом длительное время задержка, легкая тошнота и головокружение, но списывала все это на длительный стресс.
Слов не находилось. Ни для ситуации в целом, ни для того, чтоб обругать себя, в частности.
Что она за женщина, раз не смогла вовремя понять, что беременна?
Ладно, если б она не хотела детей в принципе, то можно было б это назвать подсознательным отрицанием, но Соня, глубоко в душе, мечтала, лелеяла возможность забеременеть и родить маленькую, курносую, рыжеволосую, и обязательно, голубоглазую девчушку.
И все это время она жалела, что, когда они с Максом жили вместе, она не смогла как-то забеременеть, чисто случайно… или не случайно.
Хотела, очень.
А теперь, что?
Как теперь жить дальше с мыслью, что она своими действиями погубила своего родного… свою кровиночку?
У нее не было слез.
Не плакала даже, когда врач, — имя его не запомнила, — говорил о том, что случилось. И про аварию, переломы, операцию, и про то, что они не смогли сохранить беременность. В ее ситуации это просто было невозможно.
Это сейчас взяли анализы, провели пару тестов, и врачи утверждают, что даже, если бы она знала о беременности до аварии, сохранить ее бы не смогли. Повышенный тонус матки, — такое иногда у женщин случается, по разным причинам: у кого-то стресс, у кого-то инфекция, аборт, или как у нее, — повышенный и нестабильный гормональный фон. Ну и стресс, конечно.
Врачи пытались еще что-то говорить, объяснять, но слушать и дальше, сил не было. Она отвернулась от них и уткнулась взглядом в мятную стену. Отвратительный цвет. Ужасный просто.
А слез все не было.
Зато пустота была.
Теплая и родная. Она одеялом ее укрыла и спрятала от всего мира, от всех людей и от всех эмоций.
Только сердце билось неровно. Замирая на миг, а потом, срываясь в бешеный ритм, и тогда в палату влетала очередная дежурная медсестра и пыталась напичкать Соню седативными.
Какие уж тут седативные? Тут даже антидепрессанты не помогут.
Будь Соня внимательней к себе и к своему самочувствию, задумайся хоть на секунду, что она могла забеременеть, возможно все бы изменилось.
Она бы приложила все силы, все, что у нее есть, но ее ребенок остался бы жив. Она бы его выносила.
Надо, — ушла бы с работы. Уехала бы в другую страну и легла бы в клинику хоть на все девять месяцев, — это ведь ребенок, — она бы боролась за его жизнь до последнего вздоха, до последней капли крови.
А она дура и эгоистичная су*а, даже о нем не знала.
***
Максим со смиренным спокойствием наблюдал за происходящим, и не смел вмешиваться в действия врачей, но внутри весь закипал медленно и верно.
Они давали ей таблетки, успокоительное или еще что-то, — он не врач, не разбирался, — но от всего этого его девочка становилась пассивной и равнодушной. Отворачивалась от тех, кто был рядом и просто молча смотрела в стенку.
Может быть, видела там что-то, или думала о чем-то, он не знал и спрашивать не рисковал.
Но со стопроцентной уверенностью мог заявить: Соня взвалила всю вину на себя. И, если сейчас, под действием медикаментов, не так остро это проявляется, то позже, когда ей перестанут все это давать, она «съест» себя живьем, зароет себя же в доказательной базе, и вынесет обвинительный приговор. А в купу ко всему этому, сама же приговор приведет в действие.
Она могла на него не смотреть, но ему этого и не нужно. Достаточно того, что Соня вся лежит, окутанная трубками, и напряжена до предела, только сжимает кулаки неосознанно и губы закусывает до крови. Даже не замечает этого.
И не нужно.
Его бедная девочка.
Они вместе натворили дел, и еще спорный вопрос: кто виноват, в сложившейся ситуации, больше.
Но чего он точно не даст ей сделать, так это отвернуться и отказаться от помощи, и винить только себя.
Пусть она отрицает наличие между ними отношений, но в проблемах между двумя людьми всегда виноваты двое, — степень просто разная.