Я заплакала от боли и досады. Почему то хотелось, чтобы Файс силой рвал цепь и кричал проклятия. Но он продолжал делать вид, что не замечает происходящего. За рыданиями я проглядела, как бандит отдёрнул руку от покалеченного плеча. Его палец дымился, словно головёшка, вынутая из костра. Он заскулил и ударил меня кулаком здоровой руки в висок. Последнее, что я помнила, перед тем как потерять сознание, полный ненависти крик:
— Волчья подстилка.
Файс самодовольно ухмылялся, глядя на баюкающего руку несостоявшегося насильника, а меня поглотил холод и спасительное оцепенение.
Ни снов, ни видений. Лишь бесконечная обида и злость. Я думала, что мне удалось достучаться до волка, но оказалось, что ему плевать на меня. Просто отвернулся. Воспалённое сознание перебирало нелестные определения для компаньона.
— Если бы не знал, что ты под наркотой, и что тебе едва не проломили голову, я бы обиделся. Последние два словечка очень несправедливые. И мне на тебя не наплевать.
— Убирайся из моей головы, — прошипела я серебристому сиянию, которое кружило вокруг.
— Уйду, когда ты проснёшься.
— Не хочу, — упрямое внутреннее я свернулось калачиком в клубящейся темноте.
— Тогда, я зря пожертвовал собой, приняв твой яд. Не будь дурой и очнись уже. Становится холодно, а я не могу из-за цепей дотянуться до тебя и укрыть. Досадно будет, если умрёшь от переохлаждения.
Я нехотя открыла глаза. Файс дремал или только притворялся спящим. Я послушно укуталась в плед и накрыла волка. Его цепь была почти калёной от холода. Не имея возможности обернуться зверем, он дрожал от непогоды в человеческом теле. Я почувствовала укол совести. Он прав: отрава, которая была на кончике болта, напрочь лишила его магии. Но если бы он не высосал яд, то я бы непременно умерла. Волк сделал свой выбор: променял свободу на мою жизнь и теперь нас везут в неизвестном направлении. От меня одни вечно беды.
— Замолчи уже. Ты слишком громко думаешь, — Файс поморщился, не открывая глаз, — а цепь действительно ледяная.
Я забралась к нему под плед и попыталась руками отогреть кандалы на запястьях. Через пару минут стало теплее, но едва холод перестал касаться раны на плече, как она снова заныла. Я пыталась забыться и сквозь лёгкую завесу дрёмы чувствовала, как Файс касается языком начавшей кровоточить язвы. Его серебристые волосы скользили по моей шее. Стало щекотно, а в голове растекалась глупая пустота. Нечего ему делать в запретных мыслях, главное, чтобы сердце кричало не так громко.
Когда повозка остановилась в очередной раз, пальцы на ногах почти полностью потеряли чувствительность. Нас вытолкали на мороз. Свет семи лун отражался от искрящегося снега и слепил глаза. Я не видела лиц, лишь бесконечное мерцание.
— Девчонка лишняя. Убить!
Я не успела даже испугаться, как меня схватили за волосы и приставили к горлу нож. Слышала, как загромыхали звенья цепи. Файс ринулся на помощь, но глухим рывком его дёрнули назад, и он упал навзничь.
— Стоп. Передумал. Успеется ещё. Тащите обоих в казармы.
Прикасаться ко мне руками похитители больше не рискнули: страх, что ещё одна конечность воспламенится при контакте с моей кожей, оказался сильнее. Вместо этого, меня подгоняли длинной палкой. Файса бесцеремонно волокли за цепи. Он тяжело дышал и хрипел, пытаясь пересилить себя.
Нас бросили в центр просторной комнаты. Вдоль стен располагались двуспальные кровати для солдат, но в помещение не было никого, кроме меня, Файса, двух безымянных похитителей и обладателя резкого стального голоса. Для организатора преступления он выглядел чересчур обычно. Волнистые каштановые волосы, карие глаза, прямой благородный нос. Было в мужчине что-то очень знакомое, а величественная осанка выдавала в нём аристократа.
— Мы всё сделали, теперь награда, — мой знакомый протянул вперёд ладонь. Его несчастный палец был щедро обмотан пластырями с вигготией.
— Конечно-конечно, — ворковал заказчик и махнул в сторону небольшой двери в дальнем углу казармы, — берите, сколько унесёте. Всё ваше.
Злодеи бросились к кладовой и через несколько секунд оттуда послышались сдавленные крики и треск разрываемой плоти.