Ему очень хотелось остаться в Европе. А для этого часто приходилось делать вещи, о которых он не любил вспоминать и еще меньше рассказывать кому бы то ни было. Но необходимо было решаться на любые поступки, лишь бы продержаться. И он верил: .наступит и его час, и у него будет шанс устроиться в жизни. И этот долгожданный шанс появился. Наконец-то ему лично предложили написать текст журнальной статьи, а также помочь этому знаменитому фотографу, которою прислали сюда. И теперь он прохлопал так удачно подвернувшийся ему заработок. И прохлопал из-за кучи других досадных событий. Это очень плохо. Прямо-таки непростительно. Но он все устроит. Нечего рвать на себе волосы от отчаяния. Прежде всего надо найти Изабель и выяснить, в чем там у нее дело. Почему она вернулась на Мальорку? Почему?
Он со злостью нажал сигнал мопеда, подъезжая к толпе прохожих. Его машина чуть не проехала некоторым из них по пяткам. Чак Кеннер даже не заметил этого. Его широкое юное лицо нахмурилось. В такой переплет он теперь попадет, и все из-за нее!
А что касается Фолла, пусть он подождет. В конце концов, через полицию всегда можно найти иностранца. Как только любой турист зарегистрируется в отеле, полиции это будет сразу известно. Сегодня же вечером он сумеет найти Фолла. А пока нужно уладить эту чертовщину с Изабель, решил он. И почему только она не выполнила его поручения, эта сука?
Когда такси тронулось, оставив на тротуаре повернувшегося спиной к машине незнакомца, повесившего через плечо огромную серую неуклюжую коробку, Изабель закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья, еще раз пытаясь побороть в себе страх. «Нечего впадать в панику» — уговаривала она себя.— Я не могу участвовать в этой грязной истории. Мне надо найти Чака».
Такси пересекло центральную площадь старого города. В послеполуденных лучах солнца ярко сверкали серебряные брызги маленьких фонтанчиков, расположенных посреди площади. Под фонтанами, облокотясь на палки, сидели трое мужчин. Один из них был слепой, другой — немой, а третий, бывший официант из кафе, их сопровождал. Изабель хорошо знала их, так же как и всех других людей, встретившихся ей на площади: старого священника, который вежливо приподнял шляпу, когда мимо него проезжало такси, молодого продавца лотерейных билетов, который с трудом волочил свою ногу-деревяшку, пробираясь между столиками кафе.
Два дня назад Изабель Кеннер проходила по этой площади, как она тогда думала, в последний раз; Она возвращалась домой и без сожаления брела по ней, зная, что никогда больше она не будет сидеть под марокканскими арками за столиками кафе, наблюдая, как тягостно долго тянутся скучные дни безделья, в то время как Чак и его друзья заняты какой-то лихорадочной таинственной деятельностью.
«И вот я снова здесь. Вернулась».
Изабель Кеннер было двадцать шесть лет. Когда ей минуло двадцать четыре года, врач-психиатр предупредил ее по поводу слишком часто меняющихся любовных интриг. Нельзя с такой страстью относиться к вопросам секса. Но ее обуревала необычайная жажда любви. Очевидно, она хотела возместить теперь отсутствие родительской ласки. Родители бросили ее. Они развелись, когда ей было всего три года, и через пять лет после этого отец умер. Мать Изабель, еще молодая, очень красивая женщина, решила, что подрастающая дочь может помешать некоторым ее планам, а ее присутствие неблагоприятно отразится на толпе поклонников, которой была окружена мамаша. Поэтому Изабель училась в пансионах, а летние каникулы проводила в лагерях. Когда ей исполнилось пятнадцать лет, стало ясно, что она обещает стать очень хорошенькой. В это время ее мать вторично вышла замуж и уехала в Гонолулу. Сейчас Изабель даже не знала адреса матери.
В двадцать четыре года Изабель окончила колледж, получив стипендию на год вперед для изучения истории искусства в Европе. Родственники не провожали ее, когда она покидала Нью-Йорк. Насколько Изабель было известно, у нее вообще не имелось родственников. Но такой хорошенькой девушке нечего беспокоиться о компании. Через шесть месяцев она встретила в Париже Чака Кеннера и в то же лето вышла за него замуж.
Все началось очень весело, как катание на карусели. Но карусель стала постепенно замедлять ход. Изабель обнаружила большое сходство в привычках Чака и ее матери. Например, привычка лгать. Оказалось, что у Чака нет той работы, о которой он ей говорил. Стипендию она получила заранее, и пока они жили на нее. Потом уехали в Испанию: Чак заявил, что там дешевая жизнь. Ему хорошо были известны некоторые вещи: черный рынок, спекуляция валютой, бесшабашные попойки в компании довольно легкомысленных людей. А вот с работой совсем другое дело: Чак хотел писать статьи для журналов. Он сказал, что у него есть несколько зацепок. Что-нибудь да выиграет. Ведь за углом нас всегда поджидает счастье.
А между тем деньги у них подходили к концу. Как в свое время для матери, так теперь и для Чака она стала камнем на шее. Они начали ссориться. Переехали на Мальорку, где жизнь дешевле. Но все же недостаточно дешева. Непрерывные ссоры продолжались. Она заявила Чаку, что хорошенькая девушка не должна вымаливать любовь у мужа. Есть и другие мужчины, которые с радостью будут с ней добры.
Но, говоря эти слова, она думала совсем не так. Она беспокоилась: почему она не может ни в ком возбудить любовь к себе? Сначала ее мать, теперь Чак. И она вспомнила предупреждение психиатра. Нужно быть осторожнее с любовными интрижками. Нельзя мешать секс с любовной привязанностью. Не то чтобы Чак возражал против ее измен. Нет, напротив, иногда ей казалось, что Чаку даже хотелось, чтобы она была ему неверна. Все бы стало значительно проще.
Они ссорились. Хотели разъехаться. Но для раздельной жизни у них не было денег. Да и для совместной тоже не очень много. Изабель, подавив гордость, написал матери по ее последнему адресу. Письмо пришло обратно: адресат выбыл.
У Чака тоже не было денег. Ни денег, ни друзей, ни семьи. Он упорно отказывался вернуться в Штаты и поискать работу там. Изабель приходила просто в отчаяние. В тех условиях, в которых они жили, Европа была для, них нищенским домом, даже хуже — тюрьмой. Но денег для отъезда в Штаты не было.
Потом Чак что-то узнал. Если только она согласится поехать в Париж, там у него есть один знакомый в авиакомпании. Он устроит Изабель проезд до Америки. Чак показал письмо от этого друга. Она сможет вернуться домой и, если захочет, получит развод. Чак не возражает расстаться с ней. Она тоже. Изабель успокаивала себя, что она еще молода, все еще хороша собой, она как-нибудь выкрутится. И впервые в своей жизни она начала работать. Правда, единственное, что она смогла найти, это делать наброски туристов на пляже по пятьдесят центов с человека. Конечно, это только одной ступенькой выше нищенства, но, черт возьми, она начала работать! Она хочет выбраться из этой жизни!
Когда она заработала достаточно денег для оплаты проезда до Парижа, она упаковала в чемодан платья, которые не успела распродать, а Чак одолжил у Барнея Кохилла мопед, чтобы отвезти ее в аэропорт. По дороге Чак сказал ей, что она должна будет сделать, приехав в Париж. Он уже написал туда, и его друг ждет ее.
— Во всяком случае,— сказал он,— отправляю тебя домой. Ты должна быть мне благодарна за это.
Теперь она вспомнила об этом разговоре. Да, действительно, Чак не лгал — «во всяком случае, он отправлял ее домой». Но, будучи Чаком, он не сказал ей всей правды. В этой поездке было «но», всегда и во всем у Чака бывает это «но»... Вчера в Париже она встретилась с тем человеком, который назвался другом Чака. Он ожидал ее на аэровокзале. Она очень удивилась, когда оказалось, что это был не американец. Он передал ей конверт с билетом на самолет и маленький сверток, как он сказал, подарок для его матери, который та заберет у нее в нью-йоркском аэропорту. Он улыбнулся, пожал Изабель руку, надел шляпу и быстро исчез, не дав возможности Изабель поблагодарить его.
Она распечатала конверт. В нем был билет первого класса Пан-Американской авиакомпании Париж — Нью-Йорк и две десятидолларовые банкноты. Она с благодарностью улыбнулась. Она была готова расцеловать этого доброго сама!ритянина, этого предусмотрительного пожилого француза с печальной улыбкой. Он даже дал ей двадцать долларов. Она положила десятки в сумочку и собиралась уже выбросить конверт, как вдруг увидела вложенное в него письмо, напечатанное на машинке и без подписи. В нем говорилось: