– Вам не кажется, что это весьма интимный процесс?
– Визиты к врачу? Да, наверное. Но и мы ж друг другу не чужие люди.
– Послушайте, Георгий, как вас, извините, по батюшке?
– Просто Георгий, – чеканит тот.
– Хорошо, – прикрываю глаза и делаю глубокий вдох. – Наша с вами проблема как раз и заключается в том, что мы чужие. Абсолютно чужие друг другу люди.
– Тут все решаемо. Мы же об этом и говорим, разве нет? Вот, хотя бы это ваше анкетирование… – напоминает, оскалив зубы в хищной улыбочке.
– Да никакое анкетирование не сможет нас сблизить!
– Стоп. Выдыхай. Не нужно так нервничать. Это вредно. А что касается близости… Все в наших руках, не так ли? – Астахов откладывает в сторону нож, тянется ко мне и, прежде чем я успеваю отшатнуться, осторожно заправляет за ухо упавшие на лицо волосы. Его пальцы мозолистые даже на кончиках. Такие… шершавые. Покрытые темной короткой порослью у основания снаружи ладони. В ответ на их касание моим телом проносится дрожь. Он моментально ее улавливает и ведет дальше, будто стремясь догнаться разбегающихся кто-куда мурашек. Его взгляд тяжелеет, становясь совсем уж невыносимым. А ведь у него вовсе не черные глаза, как я подумала. А темно-темно синего, скорее даже кобальтового цвета. – Вот видишь, это несложно, – добавляет царапающим своей хрипотцой шепотом.
– Все понятно, – разочарованно вздыхаю. – А я-то ломаю голову…
– Над чем?
– Над вашими так неожиданно быстро проснувшимися отцовскими чувствами.
– А что с ними не так? – тон Астахова моментально меняется.
– Да бросьте, Георгий.
– Мы перешли на ты!
– Вы перешли, да. Я не переходила.
– Что ж ты въедливая такая? Как антипригарное средство, ей богу.
Изумленно моргаю. С антипригарным средством меня, признаться, сравнивают в первый раз. Нет, это смешно… Откидываю голову и, не видя ни одной причины сдерживаться, хохочу. Наверное, это нервное. Но мне уже все равно. Невольно соскальзываю ладонью на живот. Свитер натягивается, являя взору Астахова мой только-только обозначившийся животик. Он с жадностью сканирует мое тело. Я меняю положение, чтобы это поскорей прекратить. Его взгляд непривычно волнует.
– Так что там с моими вдруг проснувшимися отцовскими чувствами?
Я не вижу смысла ходить вокруг да около, поэтому, смело глядя ему в глаза, интересуюсь:
– Насколько ваш интерес к моей персоне завязан на них? А насколько – на вашем личном интересе…
– К вашей персоне?
– Вот видите. Все вы понимаете. Так что?
– Да ты вроде тоже неглупая. И наверняка знаешь, какое производишь впечатление. Нравишься ли ты мне? Да. Радует ли меня это? Не очень. С другой стороны, для нашего сына будет лучше, если мы поладим. А если мы поладим во всех отношениях, у него будет полноценная семья.
– А вы не романтик, Георгий.
– Ты на пятом месяце. Нет времени ходить вокруг да около. Сразу прыгать ко мне в койку я тебя не прошу. Ты сама завела эту тему. А вот присмотреться получше друг к другу было бы неплохо. Вдруг ты мне разонравишься при более тщательном знакомстве? – он шутит. Он, конечно же шутит, и я это понимаю. Но все равно – как же дико, как же это все ди-ко! И неромантично совсем, да. Зато обезоруживающе честно. Как я люблю.
Воспоминания прерывает шум открывающейся двери.
– Это я, Данаюшка Васильна. Вот ваша матча! – в руки мне сунут высокий картонный стакан. – Угадайте, кто поджидает нас у выхода.
– Господи, а что, еще не все разошлись? – от мысли, что сейчас мне, ко всему прочему, придется задержаться, чтобы раздать автографы, сводит зубы.
– Да так. Еще несколько человек болтается. Но я не про них! Там Астахов! С букетище-е-ем. Наверное, все розы в округе скупил. Хотела его сначала по мордам отходить этим веником. А потом подумала, что он же не виноват. Правда? А тут еще эта его… горилла.
– А что он? – тянусь к брелоку, напрочь забыв о том, что отдала машину в ремонт.
– На свидание меня зовет. Вот болезный. Как будто я дура последняя и не понимаю, зачем ему это.
– Зачем?
– Конечно, он надеется разнюхать что-нибудь о вас.
– Ну, если так, переживать мне не о чем, правда? Ты же ничего ему не расскажешь. Зато сможешь на халяву поесть. И выпытать что-нибудь про Астахова.
– А это идея! – Нюта хлопает в ладоши и коварно смеется. – Он такой тупой, что наверняка даже не поймет, что я обвела его вокруг пальца.
– Не стоит недооценивать противника, – вздыхаю я. – Ну, что, пойдем?
– А с Астаховым чего делать?
– Не знаю. Буду решать по обстоятельствам, – отмахиваюсь я и выхожу из гримерки. В театре еще полно народа. Хотя уже одиннадцатый час. Прохожу по извилистым знакомым коридорам. Выхожу на улицу. И сразу замечаю его высокую фигуру.