Женщина принялась вынимать приборы и для Коротковой. А Дуня не знала, чем занять себя.
– Присаживайтесь, Евдокия Андреевна! Минутку, и все будет готово, – щебетала Маргарита Павловна, суетясь у плиты.
– Рита! Ты что удумала! – негромкий мужской голос раздался прямо за спиной Дуни. Девушка торопливо обернулась и наткнулась взглядом на седовласого старичка-доктора. Ефимыч хмурился, переводя взгляд с Коротковой на Маргариту Павловну. – Непочтительно это. Да и хозяину вряд ли понравится.
– Ой, не нуди! Садись, пока не остыло, – отмахнулась экономка, – а лучше иди и переоденься. Вымазался, черт чумазый.
Дуня с трудом сдержала нервный смешок. Местный врач выглядел хмурым, но послушался. Надо же, удивительное дело. Ведь когда они вместе обрабатывали и штопали рану Ирбиса, Ефимыч был собран и решителен, руководил ситуацией и все держал под контролем. А здесь, на кухне, беспрекословно подчинялся Маргарите Павловне.
И когда пожилой врач вышел в коридор, Дуня заняла место за столом.
– Вот так гораздо лучше, – похвалила Маргарита Павловна, когда Ефимыч вернулся, переодевшись в брюки и рубашку. – Что ж, давайте уже обедать!
Дуня согласно кивнула. Первые десять минут девушка чувствовала себя скованно, боялась сказать лишнее слово. А после – выдохнула. Впрочем, и Ефимыч перестал бросать недовольные взгляды на экономку и на саму Дуню. И, кажется, даже улыбнулся, рассказывая по просьбе Маргариты Павловны историю из прошлого.
К моменту, когда Маргарита Павловна подала десерт, Дуня уже негромко смеялась над забавной историей встречи экономки и отставного военного доктора.
И вдруг девушке показалось, что затылок обожгло огнем. Словно чей-то взгляд проделал в ее черепной коробке дыру размером с целую вселенную.
Короткова обхватила пальцами десертную вилку, пытаясь уговорить себя, что всего лишь воображение разбушевалось. Ведь Маргарита Павловна уверяла, будто Ирбиса не будет до завтрашнего дня.
– Над чем смеетесь? – рокочущий, низкий, с хрипотцой вопрос заставил Дуню замереть.
Звук тяжелой поступи прозвучал набатом в ушах. И каждый шаг словно отсчитывал отведенное Дуне время. Три секунды, две, одна…
Ирбис приблизился, встал, упираясь левой рукой в столешницу. Не обратив внимания, как сдвинул тонкую кружевную скатерть, смахнув и чайные чашки.
Дуня не шевелилась. Будто понимала, что каждое движение может привлечь внимание зверя.
Ирбис был пьян.
Девчонка боялась его. Даже алкоголь не мешал понять эту простую истину.
Видел, как она тряслась, глядя на него. Видел, как не пыталась поднять взор выше чертовых пуговиц на рубашке.
А ему было мало. Он до зуда, до чертова безумия хотел, чтобы она посмотрела на него.
Как вчера. Точно так же. Чтобы у него самого полыхнуло под ребрами от ее взора. Чтобы глаза в глаза.
Нет, это в нем говорит вискарь, не иначе.
Пустое все, мимолетное. Попустит его. Только гайки закрутить и спустить пар. Заняться сексом. Взять приличную девку. Вытрахать всю дурь. И отпустит.
Гоша отвернулся. Его слегка качало. Не подрассчитал с выпивкой, перегнул слегонца, потому что плечо адски болело. А сидеть на анальгетиках Ирбис не желал. Не признавал он наркоту. И сам никогда не станет употреблять.
– Чаю крепкого мне! – рыкнул Георгий и оттолкнулся рукой от стола. – В кабинет!
Ирбис не стал ждать и проверять, послушается ли Дуня приказа. Просто шел, кривясь все больше. И решительно ничего не понимал. Что он творит? Что с ним твориться?
Или, наоборот, именно сейчас, когда услышал, как девчонка открыто и беззаботно смеется, здесь, в его доме, прямо под его носом, понял слишком хорошо.
Его корежило от желания, от жажды, от потребности, от порочных желаний.
И улыбка ее… Как чертова пуля промеж глаз. Наповал.
Он не стал закрывать дверь кабинета. Оказавшись внутри, хотелось разнести комнату на щепки, разломать что-то, крушить до основания, до фундамента, только бы выпустить ярость.
И похоть.
Ирбис не смог удержать воображения. Видел, словно наяву, как девчонка поддавалась его натиску, как послушно льнула, как стонала до хрипа в его постели.
В своей больной фантазии он даже видел, как она улыбалась ему, стоя на коленях. А тонкие пальцы ловко обращались с его…
Гоша не сразу сообразил, что со всей дури вмазал кулаком в первую попавшуюся под горячую руку мишень. Легче не стало. Даже наоборот. Но хоть немного отрезвило потекшие мозги.
Ирбис тряхнул головой, выдохнул. Ему казалось, что аромат Дуни залепил ноздри, а он и рад был им и дышать.