— Курсант Хонда, продолжай занятие физической подготовки. Начинай счёт, — хмыкнула Франческа.
— Я…? — раскрыл он рот, не понимая.
— Ты-ты, курсант, — кивнула та, заложив руки за спину. — Если не продолжишь счёт, отправишься в тринадцатый район.
Хонда сглотнул. Напряжение, что он сейчас испытывал было невероятно тяжёлым. Будто на его плечи набросили пару-тройку бронежилетов. Качать однокурсников — неприятное дело. А Франческа ещё подлила масла в огонь.
— Внимание, курсанты! Оставалось шесть отжиманий, но благодаря вашему товарищу Хонде вы станете сильнее, чем предполагалось! Теперь отжиманий стало шестнадцать! Поехали! Раз!
Все согнули руки в локтях и зависли в одном положении, явно ненавидя толстяка.
— Будете стоять в позиции неопределённости, именуемой «полтора», пока ваш товарищ Хонда не начнёт счёт! — ухмыльнулась блондинка.
— Грёбанная садистка… — тихо выдавил монах.
Беата неподалёку выглядела ещё довольно бодро. Марианна хватала воздух, каштановые волосы растрепались и намокли от пота. Даже жалко её стало. У Йонаса, кажись из-за давления, капнула из носа кровь, да и, вообще, он был похож на замученную мумию. Сам же я едва держался, чтобы не разлечься на полу. Тяжко. Рядом кто-то рухнул на живот, но пинок от инструктора живо поднял того в стойку.
— Жирдяй… — прохрипел негритос, бросив взгляд на корейца.
Его возмущение подхватил другой:
— Начинай счёт, падла! — прохрипел тот от перенапряжения.
— Считай уже, толстяк!
— Ну, же!
И Хонда, сглотнув, больше не выдержал всеобщего возмущения.
— Д-два…
Послышались выдохи. Курсанты отжались от пола. Находиться на выгнутых руках было куда приятней.
— Продолжай, — хмыкнула Франческа, добившись своего.
— Р-раз…
— Два…
— Раз…
— Два…
Чувствую по тихим переговорам, ночь у Хонды выйдет тяжёлой…
После мотивационной программы по поиску кубка Альбатроса, а также физического укрепления нашего подразделения, наступил перекур. Сходить в туалет, почистить зубы, ноги помыть, подмышки. И никакого душа.
Потных и загрёбанных нас снова выстроили перед отбоем, но уже в коридоре второго этажа. Две шеренги растянулись от мужского жилого блока до женского. Человек четыреста, не меньше. Такой вот большой курс.
— Потеря кубка, — усталым голосом сказал Саттана, объявившийся недавно. — Не повод не дежурить у стеллажа! — он был в курсе, что поиски кубков не увенчались успехом.
— Но ведь… все стеллажи пустые, — произнёс один умник из бригады по ремонту забора, худющий парень в очках. — В чём смысл их охраны?
Выглядит умным, но какой же он тупой! Нет бы молчать.
— И у нас доброволец! — Саттана показал на него. — Поздравляю с первой сменой, курсант! Это очень ответственное задание. Самое главное: не покидай пост, понял? В общем, сержант Дробилов проинструктирует.
— Даже в туалет?
— Особенно в туалет! — взревел Сержант, но вдруг улыбнулся чему-то. — Хотя. До отбоя полчаса, так что можешь туда сходить.
— Правда? — обрадовался глупенький пацан, не понимая, в какую ловушку угодил.
— Да, — почти отечески произнёс Сержант. — У тебя полчаса до дежурства, так что успеешь отодрать толчки так, чтобы блестели! БЕГОМ! — взревел он и повернулся уже к нам: — У кого-то есть ещё вопросы?!
Остальные умные — вопросов никто не задавал. Сержант это отметил:
— Да вы прям растёте над собой! Ну, ничего-ничего, у нас с вами впереди целый год. Ещё повеселимся. Разойтись, — махнул он рукой.
И мы разошлись по комнатам.
Спать я не стал. Когда объявили отбой, просто валялся на кровати и читал записную книжку Брюса.
Всякая ерунда. Я пролистывал страницы, тайком светя на них маленьким фонариком, который одолжил у невнимательного сержанта на входе. Не, я не воровал. Просто взял, утром верну, если не забуду.
Вот жалоба на преподавателя, который не допускал Брюса к экзамену за пропуски и грозился пожаловаться старику Арчибальду. Тут жалоба на сестру Лину, которую этот мелкий придурок почему-то недолюбливал. Идиот он, что сказать, сестра у Брюса крутая. И присматривала за ним, чтобы кретин не залез в очередную жопу, только не особо это помогало.
А потом он начал писать о каком-то деле с Толстым Джо, но без деталей. И кто этот толстый Джо? Никаких пометок не было. Потом Брюс опять жаловался на какую-то тёлку, которая ему не дала, хотя обещала. Потом на другую. Эх, пацан, жалуешься, как старый пердун, на всё и всех.