Я набросился на неё, но не как любовник, а как дикое животное, мозг которого повреждён пулей охотника – не осознавая, чего я хочу от неё, руки с грубой силой сжались на её ягодицах. Она что-то сказала. Моё лицо перекосило улыбкой. Она показала рукой на дверь – я покорно пошёл туда. Она захлопнула её за мной. Я снова был один: стоял в мрачном подъезде с запахом хлора и какой-то жжёной травы. Кажется, второй запах стоял в квартире Акулины.
Я вышел на улицу. Не уверен, но кажется было темно. Захотелось сделать что-то, что останется со мной навсегда, что-то законченное, ощутимое. Мой горящий череп оказался прислонён к неровной кирпичной кладке старого переулка. Было темно, свет падал откуда-то сбоку. Я упёрся локтями в стену, засунул пальцы обеих рук в рот и стал изо всех сил давить на передние зубы. Я давил, пока не ощутил зуд и жжение внутри дёсен, а затем боль. Ощутил вкус крови. Давил пока оба передних зуба с острыми отростками корней не оказались в моих ладонях.
Вернее, чем сатанисты, нет друзей
Я испугался.
За 2 недели мне вставили новые зубы. Родители повели меня к психологу. Я не стал им ничего рассказывать. Просто молчал. Естественно они связали произошедшее с моим стилем одежды и образом жизни последних месяцев. Психолог был хороший, ничего не скажу, но он мне был не нужен.
Уйти из дома мне теперь не представлялось возможным, поэтому пришлось действовать рискованно. Риск был в том, что они ещё сильней убедятся в моей приверженности какому-то культу и мой домашний арест будет продлён, но выбора не оставалось. Я ослаб, поэтому не смог бы разработать и реализовать какой-никакой план побега.
По-прежнему, внутри себя я чувствовал пламя, но теперь для него не осталось топлива. Я быстро слабел. Весь организм словно выгорел изнутри и оставались одни только тлеющие уголья, так что ни тело, ни разум толком не слушались меня. Теперь мои чёрные плащи и прочая атрибутика были абсолютно к месту: я похудел, осунулся, был бледен и главное – совершенно никого не хотел видеть.
Утром воскресенья я разбудил родителей с просьбой отвезти меня в церковь. Видели бы вы глаза моей матери. Нет, не то, чтобы она была воинствующей атеисткой, просто услышать такую просьбу от сына-подростка, когда он находится в таком состоянии – штука, которая вызывает массу ненужных и страшных мыслей.
– Что с тобой случилось?
– Со мной ничего, мам. Просто интересно стало.
– Ты раньше никогда не просился в церковь…
И поехало.
Конечно не просился, но раньше у меня и не было чувства, что я не принадлежу себе!
В итоге, после двух часов сложных разговоров и ворчания отца, мы поехали.
Человеческая жизнь – это совокупность бессмысленнейших случайностей, однако порой кажется, что они скреплены некоей магией так, что жизнь каждой двуногой твари обретает какое-то подобие смысла.
На пороге церкви стояла небольшая группа молодых людей с серьёзными лицами, перед ними стояли священники или как там называются не вступившие в должность настоятеля храма молодые семинаристы. Выглядело это как противостояние двух групп: молодые попы против людей в чёрном. Они как будто не хотели пускать эту группу внутрь.
– Мы только хотим купить свечей, – спокойно говорил один из парней в тёмной одежде.
– Мы не дадим вам ничего ни бесплатно, ни за деньги, – самодовольным баском говорил молодой поп с жиденькой бородкой, явно довольствуясь выпавшей возможностью проявить власть.
Спор остался позади: мы вошли в храм. Как обычно в таких местах, пахло свечами, какими-то курениями. На лавках и просто на полу – на коленях сидели жуткого вида старушки с закрытыми глазами, о чём-то молясь. Родители спросили настоятеля, на что дежурный ответил вопросом, мол зачем он им понадобился. Родители что-то невнятно пытались объяснить, но это не убедило дежурного, он сказал, что нам следует дождаться службы. Это в мои планы не входило. Пока они спорили, я решил пройтись по храму. Я обходил потемневшие от времени иконы, вглядывался в надписи на церковнославянском и греческом и прислушивался к ощущениям в себе. Ничего не было. Единственное, и то не уверен, что это мне не показалось, странное чувство – какой-то непроизвольный смешок вырвался у меня, когда я оказался перед закрытыми воротами в алтарь. Промелькнула необычная мысль: «Туда всем входа нет». Необычная потому, что я тогда был вообще не в курсе догматики церкви и не знал, что за воротами что-то спрятано – я думал, что это просто элемент церковного декора. Скрипучий, неприятный голос озвучил это в моей голове. Я обернулся и чуть не столкнулся с высоким, бородатым человеком в длинной рясе. По форме убранства я понял, что это и есть настоятель.