Из Министерства обороны и Генштаба посыпались упреки, зачем мы докладываем в Москву о недостатках обороны Кабула, почему посвящаем в эти дела посольство и представителей КГБ.
Министр обороны Д. Т. Язов не счел нужным объяснить М. С. Горбачеву откуда все это пошло и что делается по этому вопросу. И отправил в Кабул группу офицеров во главе с начальником Главного оперативного управления Генштаба генералом В. Г. Денисовым.
Получилось, что все усилия, которые я предпринимал по организации обороны Кабула, обернулись против меня же. Я оказался виновным в том, что вскрыл слабые места и начал принимать меры. Оказалось, что я офицер, прошедший несколько войн, не в состоянии сделать, то что теперь должен помочь сделать молодой генерал, который имел представление о войне только по книгам и кинофильмам. Когда на второй день генерал Денисов с прибытием в Кабул начал докладывать обстановку Д. Т. Язову, последний, по словам Денисова, сказал ему: «Чего вы сидите в кабинете? Там оперативная группа ничего не делает и вы приехали помогать бездельничать. Езжайте в окрестности Кабула, в Джелалабад и организуйте оборону». О поездке в Джелалабад не могло быть и речи, дорога между Кабулом и Джелалабадом к тому времени была перехвачена противником. Поездили мы с группой генерала Денисова вокруг Кабула, потеряли несколько дней невосполнимого времени и пришли к выводу, что нужно делать то, что уже намечалось. Ничего другого и не оставалоь. Все это меня очень обидело. И я подумывал о том, чтобы подать рапорт и уехать из Кабула, но меня отговорил от этого Ю. М. Воронцов.
Пока была в Кабуле московская группа, я принципиально не подходил к телефону, даже, когда вызывали, предоставляя докладывать обстановку приехавшей комиссии. После отъезда генерала Денисова позвонил генералу Д. Т. Язову и сказал ему: «Если нет ко мне доверия, прошу отозвать меня из Афганистана. Но если будут наезжать такие комиссии, то дела будут обстоять еще хуже». Д. Т. Язов ответил: «Что я могу сделать, если мне высшее руководство приказывает направить комиссию в Кабул?» И посоветовал продолжать спокойно работать.
Нежелание перечить политическому руководству, постоять за свои дела и в последующем не раз подводило наше родное военное руководство. Пользуясь этим, определяющее влияние на решения по Афганистану оказывали совсем другие ведомства.
После этого очень неприятного для меня случая я стал сознательно показывать посылаемые мной донесения представителям КГБ. Поскольку это ведомство формировало основное мнение в Москве, для меня было важно, чтобы мои доклады доходили туда в подлинном, а не в искаженном и препарированном виде. К тому же через шифровальщиков представители КГБ обо всех наших донесениях все равно узнавали. Из сказанного выше может сложиться впечатление, что может быть лично мне не удалось установить доверительные отношения с представителями КГБ. Но, к сожалению, излишняя не всегда оправданная изолированность в работе представителей КГБ давала о себе знать и в прежние годы.
Например, как мне рассказывал бывший главный военный советник в Афганистане генерал-полковник С. К. Магометов, в декабре 1979 г. накануне штурма Дворца X. Амина Даруль-Аман ему позвонил Министр обороны Д. Ф. Устинов и спросил о готовности к операции «Шторм-333». Салтан Кизекивич с удивлением ответил Министру, что он ничего об этом не знает. Д. Ф. Устинов порекомендовал ему получить информацию от представителя КГБ в Кабуле Б. С. Иванова. Последний и после этого ограничился лишь намеками и не дал нужную информацию. При этом не учитывалось, что главный военный советник, будучи не посвященным в предстоящие военные акции, не только не может чем-то помочь в ее осуществлении, но может предпринять и действия, не способствующие этому.
И во время уже описанного мартовского мятежа 1990 г., как я потом понял, представитель нашего КГБ знал о многих приготовлениях президентской стороны, но, видимо, его московские начальники не разрешили посвящать нас в эти дела. Не были поставлены в известность об этом наши Министр обороны и Генштаб в Москве.
Если бы накануне были согласованы с нами (хотя бы в минимально необходимом объеме) военные аспекты действий президентской стороны, то во всяком случае разрушения Баграмского аэродрома и уничтожения своей авиации можно было бы наверняка избежать. А восстанавливать боеспособность афганской авиации все равно пришлось Советскому Союзу.