Нежизненность программы революционных преобразований, попытки навязать их насильственными методами, острые разногласия и непримиримая борьба между группировками "Хальк" и "Парчам" внутри НДПА, массовые репрессии против духовенства и широких слоев населения только дискредитировали в глазах народа революционные идеи.
Военный путч мог перерасти в социальную революцию и изменить к лучшему жизнь афганского общества лишь в том случае, если бы реформы и нужные социально-политические, экономические и идеологические преобразования осуществлялись не только сверху, но и главным образом снизу, по мере того, как само население созревало для этого и начинало их поддерживать.
С точки зрения организации политической власти нужна была коалиция реформистских партий различного направления, которая бы отражала интересы основных слоев общества и обеспечивала поэтапное социальное развитие, при котором революционные лозунги не слишком бы опережали существующие реальности, а разрыв между словом и делом был бы не слишком большим. Требовалось учитывать и исторические традиции страны и вместо копирования Советской власти более широко использовать на всех уровнях джирговые{28} традиции, постепенно наполнив их новым содержанием.
Вместо всего этого Амин и некоторые другие руководители НДПА пытались в полуфеодальной стране ускоренно насаждать леворадикальный социализм самыми свирепыми казарменно-приказными методами.
Политические свободы были лишь формально провозглашены. На деле же искусственно разжигалась классовая борьба, в разряд врагов зачислялись все, кто хоть в чем-то был не согласен с курсом новых властей, проводились массовые репрессии с расстрелами жителей целых кишлаков. Господство новых властных структур, особенно в период диктаторского правления X. Амина, утверждалось тоталитарными крайне жестокими методами, что вызывало протест даже групп населения, которые первоначально поддерживали идеи апрельской революции.
Ничего не было сделано, чтобы решить национальные проблемы. Афганистан населяют свыше 30 народностей, говорящих более чем на 20 языках{29}. Большинство населения - пуштуны, занимавшие всегда господствующее положение. Национальные меньшинства (таджики, узбеки, хазарейцы, чарайнаки, туркмены, нуристанцы, белуджи и др.) всячески притеснялись и находились в неравноправном положении. Можно было привлечь их на сторону революции, предоставив этим народам определенную национальную автономию, но в новых властных структурах продолжали господствовать пуштуны, которые и после революции не хотели расставаться со своим особым положением в государстве.
В экономической жизни важнейшее значение имела земельная реформа. Но ее тоже надо было подготовить снизу, добившись определенной поддержки духовенства (хотя бы в низовом звене) и самих крестьян. Земельная реформа свелась к тому, что землю начали отбирать у одних и отдавать другим. При этом не учитывалось, что ислам запрещает отнимать то, что Аллах дал во владение другому и многие бедные крестьяне отказывались брать передаваемые им земельные участки. Никакой охраны и государственной гарантии обеспечения принадлежности новой собственности не было организовано. Взявших землю крестьян местные богатей убивали, всячески противодействовали обработке земли. Они же держали в своих руках источники водоснабжения, лишая воды новых собственников земли.
Не были учтены и многие другие обстоятельства, составляющие традиционно сложившиеся особенности Афганистана. Например, в этой стране никогда не было рабочего класса в его европейском понимании. Как отмечают некоторые знающие Афганистан исследователи, "средний" афганец всегда был одновременно немного крестьянин, немного торговец, немного ремесленник. Различия между городом и деревней всегда были условны. Низкая производительность труда в промышленности и в строительстве, низкая зарплата приводили к тому, что большинство рабочих были не в состоянии содержать при себе семью и оставляли ее в кишлаках, постоянно сохраняя связи с сельской местностью, что препятствовало выработке пролетарской идеологии у рабочих.
Пуштунские кочевые племена никогда не признавали государственных и иных административных границ. Территории, по которым они перемещались, им казались такими же естественными, как принадлежащие всем солнце, луна и небо. Поэтому попытки жестко перекрыть границы с Пакистаном и Ираном обострили отношения кабульских властей и с кочевыми племенами. Попытки ограничить Ислам и насадить атеизм встречали враждебное отношение всего населения.
Глава II.
"Неверных" нет, а война продолжается
1. Как я оказался в Афганистане
В феврале 1994 г. на памятном вечере в Москве, посвященном 5-летию окончания афганской войны, все друг друга поздравляли с выводом войск, а меня с вводом в Афганистан, так как к моменту завершения вывода войск я совершенно неожиданно для себя оказался в этой стране.
В конце 1988-в начале 1989 гг. я, как заместитель начальника Генерального штаба Вооруженных Сил СССР, занимался своими делами, связанными с руководством научной работой и оперативной подготовкой, а также некоторыми вопросами военного сотрудничества с зарубежными странами. С целью разъяснения наших позиций по оборонительному характеру военной доктрины по заданию руководства Министерства обороны мною были совершены поездки в Лондон и Бонн. В январе 1989 г. посетил Кубу, где мы с группой офицеров оказывали помощь в проведении оперативно-стратегического учения. Предстояли и другие поездки. Но нельзя было предположить, что неисповедимые пути военной службы могут привести меня в Афганистан.
Советские войска из Афганистана выводились и казалось, что заботы Генштаба, связанные с афганской проблемой, уходят в прошлое. Да и по профилю работы я стоял в стороне от непосредственного участия в афганских делах. Но, как говорят, мы предполагаем, а Бог и судьба располагают.
В конце января 1989 г. с кратковременной поездкой в Кабул вернулся Министр обороны генерал армии Д. Т. Язов и в тот же день поздно вечером собрал совещание руководящего состава Министерства обороны и Генштаба. Он рассказал об обстановке в Афганистане накануне завершения вывода советских войск, о своих встречах с руководством Республики Афганистан. Суть его выступления сводилась в основном к трем моментам. Первое - обстановка в Афганистане складывалась очень сложная и рассчитывать на прекращение военного противостояния правительственных сил и оппозиции не приходилось. Он подчеркнул, что афганское политическое и военное руководство чувствует себя крайне неуверенно. Второе - Министр обороны весьма критически отозвался о позиции некоторых посольских работников и группы военных советников, которые, как он сказал, больше занимаются критикой афганского руководства и меньше делом по оказанию конкретной помощи афганским вооруженным силам. Особенно его беспокоила нескрываемая некоторыми военными советниками ненависть к президенту Наджибулле. Третье - президент Республики Афганистан настойчиво добивался оставления части советских войск в этой стране или (если это возможно) направления наших добровольцев для охраны дороги Хайротон - Кабул и сопровождения автоколонн, обеспечивающих материальное снабжение. Наджибулла поставил также вопрос, чтобы при нем, как Верховном Главнокомандующем афганскими вооруженными силами, работал военный советник с небольшой оперативной группой. Возможность выделения "добровольцев" советской стороной была поставлена под сомнение. Но отказывать ему во всем было невозможно. И поэтому генерал Д. Язов, видимо, счел более целесообразным выделение группы офицеров для работы в Афганистане, чем заниматься созданием сомнительных военных формирований, чреватых политическими осложнениями и требующих больших хлопот.
Наш Министр обороны сказал, что по решению правительства никаких войск, в том числе "добровольцев" в Афганистане оставляться не будет, но военная помощь этой стране будет оказываться, в том числе предполагается направить в Кабул оперативную группу. Свое выступление он закончил словами: "Кто поедет в Афганистан, определим в ближайшие дни. Обстановка там трудная, но думаю, что и никто из вас в труса играть не будет". После этого он оглядел зал и, как мне показалось, несколько дольше задержал свой взгляд на мне. Не один я, видимо, ушел с этого совещания встревоженным. Слух о том, что кому-то предстоит снова отправиться в Афганистан быстро распространился в высших звеньях военного руководства. Узнав об этом и опасаясь, что выбор может пасть и на них, два известных военноначальника, ранее имевшие отношение к афганским делам, слегли в госпиталь. Скрывать нечего, после всего, что произошло в Афганистане, и после вывода советских войск, особого энтузиазма отправляться туда никто не проявлял, в том числе и пишущий эти строки. Одно дело, когда приходится терпеть лишения и рисковать жизнью в справедливой войне, выполнять воинский долг, оправданный в глазах общества. И совсем другое - отправляться на войну, которая заведомо объявлена преступной, испытывая тяжелый морально-политический гнет.