Но мне долго волноваться не пришлось. Уже на следующий день по указанию министра обороны меня вызвал к себе в кабинет вновь назначенный начальник Генерального штаба генерал армии М. Я. Моисеев, где уже сидел заместитель Министра обороны по кадрам генерал армии Д. С. Сухоруков и мне всё стало сразу ясно... Начальник Генштаба после небольшого вступления об обстановке в Афганистане, предложил мне отправиться туда во главе оперативной группы. За ночь я ко всему этому себя уже подготовил и поэтому коротко ответил: "Готов выполнить любое задание, которое на меня будет возложено".
Дело уже прошлое и скажу откровенно: я был в сложном положении. К тому времени у меня участились сердечные приступы и по состоянию здоровья, заключению врачей мне ехать в такую тяжелую командировку было противопоказано. Препятствовали этому и некоторые семейные обстоятельства. Но вместе с тем, ясно отдавал себе отчет в том, что означал бы мой отказ от такой командировки. Это было бы воспринято и изображено самым негативным образом. Мне было 65 лет, все равно вскоре пришлось бы увольняться и заканчивать военную службу с самым неблаговидным имиджем. И поэтому я в беседах с начальством ни о болезнях, ни о других обстоятельствах не заикался, заранее зная, что ничего из этого не будет понято.
Некоторые знакомые отговаривали меня. Говорили: пусть тот, кто заваривал эту кашу, тот и расхлебывает, что ничего хорошего в Афганистане нас не ждет и, если со стотысячной группировкой войск ничего не удалось сделать, то тем более не на что рассчитывать после вывода советских войск. Советовали обо всем этом честно сказать руководству. Были и более резкие высказывания: "Ты идешь на явную авантюру". Один близкий фронтовой товарищ никак не мог понять, почему меня посылают уже на пятую в моей жизни войну, военную акцию (война против Германии 1941-1945 гг., война против Японии 1945 г., участие в Чехословацких событиях 1968 г., в Израиле - египетском противостоянии 1970-1971 гг., и теперь в Афганистан). В интересах дела было бы лучше "обкатать" в Афганистане кого-либо из молодых перспективных генералов и т.д. Во всем этом какой-то резон был. Но перспективные, обреченные на выдвижение генералы в послевоенные годы не особенно стремились в горячие точки и предпочитали нести службу в треугольнике - Москва, Киев, группа войск в Германии. И так ничего не испытав, ничего не изведав, кроме облегченной службы, взошли они на большие должности.
Что касается меня, то я, как и большинство офицеров нашей армии, легкой службы никогда не выбирал и решил до конца нести свой крест. На сборы и подготовку группы дали около недели.
Перед отъездом Д. Т. Язов после некоторых напутствий и лестных слов в мой адрес, спросил: "Ну как, не страшно туда ехать?" Я ему ответил: "Нам уже поздно бояться. В нашей роте в Ташкентском военном училище в 1941 г. было выпущено 119 офицеров и из них вернулись с войны только 26 человек. Остальные сложили головы в возрасте 18-20 лет. Мне же судьба после войны и так подарила еще более 40 лет и грех будет обижаться, если даже что-то случится со мной в Афганистане".
Затем Д. Т. Язов спросил: "Как реагирует жена, Тамара Ивановна?" - Мне ничего не оставалось, как пошутить: "Ваше решение об отправке меня в Афганистан она конечно не утверждает, но высшее руководство, видимо, скорее согласится с Вашим решением, чем мнением моей жены". Собственно в ее понимании сложившийся ситуации я не сомневался. За долгую совместную жизнь она научилась не хуже меня осознавать необходимость стойкого перенесения тягот военной службы.
Перед отъездом состоялись также мои встречи с Председателем КГБ В. Крючковым, Министром иностранных дел Э. Шеварднадзе, Министром внутренних дел В. Бакатиным, начальником Первого Главного управления КГБ Л. Шебаршиным, руководством Главного оперативного, Главного разведывательного и 10 Главного управлений Генерального штаба, а также рядом других должностных лиц Министерства обороны, сухопутных войск и ВВС.
Особенно запомнились встречи с Э. Шеварднадзе и В. Крючковым. Первый принял меня очень тепло. Не скрывал трудности возложенной на меня задачи. Вместе с тем подчеркнул, что нам надо любой ценой сохранить дружественный нам Афганистан и заверял о своей поддержке в предстоящей работе. Труднее происходил разговор с В. Крючковым. Он сразу же заговорил о необходимости поддержки и налаживании контактов с президентом Наджибуллой и представителями КГБ в Кабуле. Я, пользуясь данными, полученными в Генеральном штабе, пытался объяснить, что отношения придется строить на принципиальной основе и что советскому руководству надо рекомендовать президенту Афганистана отказаться от недоверия к афганской армии. В частности, мне тогда представлялось ошибочным решение президента о выводе из Кабула 1-го армейского корпуса, который до этого оборонял город. На все это председатель КГБ сухо и бесстрастно заявил: "Если Вы с такими настроениями поедете в Афганистан, то рассчитывать Вам на успешную работу там нельзя". Далее он выразил неудовольствие неправильной позицией некоторых военных советников, работающих в Кабуле.
С моей стороны было сказано, что пока остаюсь при своем мнении, но если после более тщательного ознакомления с обстановкой на месте, моя позиция окажется ошибочной, то я упорствовать не намерен. Вместе с тем, высказал пожелание, чтобы и представители КГБ более внимательно относились к военным аспектам обстановки в Афганистане. Без укрепления армии и доверия к ней со стороны афганского политического руководства невозможно будет решать задачи противостояния вооруженной оппозиции. На этом мы расстались. Но как потом оказалось, отношение к армии было одним из самых трудных вопросов нашей работы с президентом и сотрудничества с представителями нашего КГБ.
В результате встреч и бесед с должностными лицами различных ведомств, занимавшихся делами Афганистана, ознакомления с донесениями представителей МИД, КГБ, Главного разведывательного управления, военных советников, сообщениями иностранной прессы складывалась весьма удручающая картина о положении в Афганистане. Главная суть всех суждений, донесений и сообщений сводилась к тому, что моджахеды окрылены, значительно усиливаются и готовятся к решающим схваткам за власть, а правительственные круги Республика Афганистан в связи с выводом советских войск находятся в шоковом состоянии. И нет какой-либо надежды, что режим Наджибуллы может продержаться хотя бы несколько месяцев. Мне и Д. Т. Язов говорил: "Поработай там 2-3 месяца, а там посмотрим". Словом, все источники информации, как сговорившись, так нагнетали обстановку вокруг Афганистана, что меня не покидало ощущение, что моя миссия обречена на неизбежный провал.
Меньше всего меня беспокоила моя личная судьба, ибо военный человек к таким поворотам судьбы всегда должен быть готов. Больше тревожили судьба порученного дела, мысли о том, как добиться того, чтобы Республика Афганистан, куда столь уже вложено, могла одна, без помощи советских войск устоять перед новым отчаянным напором вооруженной оппозиции. Для любого генерала, военного руководителя самое страшное - это потерпеть поражение, не выполнить поставленную задачу. От тяжести нахлынувшей ответственности, тревоги, неопределенности и казавшейся тогда безысходности складывающейся обстановки - все мое сознание и нервы были напряжены до предела. Но вместе с тем, чувство ответственности и годами выработанные опыт и закалка помогали собрать себя в кулак, быть внешне спокойным и сосредоточиться на предстоящих делах. Забегая вперед, хочу сказать о том, что положение в Афганистане не во всем было таким уж безнадежным, как это тогда изображалось в Москве и в средствах массовой информации за рубежом.