Выбрать главу

    - Ну, что же, - говорю хозяину, - раз не подхожу к делу, давайте рассчитаемся.

    - Расчет какой! За харчи бы с вас хоть половину, да за материал… - и вздохнул, как жертва. - Ну, да уж так и быть, для первоначалу прощу, - сам нарезался!…

    Я надел картуз и с большим стыдом выскочил из мастерской.

    Понял я, что вышел на одиночный поединок с жизнью и что теперь ни близкие мои и никто не может помочь мне в моей борьбе.

    Недолго продержались в школе мои товарищи. Я встречался время от времени с ними, из рассказов их виделось приближение распада.

    Вертлявый юноша занял место руководителя, но вскоре было выяснено, что Генька (так звали его ребята) никакого отношения к живописи не имеет, а просто "нахально упражняется".

    - Эрастовна наглухо завинтилась в руках этого хахаля, - рассказывал Рябов, - а у нас к нему с первого мига подозрение установилось: сукин сын, думаем, только понять не могли, для чего он нас обхаживает, чем попользоваться хочет.

    По тем же рассказам и у Лидии Эрастовны происходили недоразумения с новым руководителем.

    Еще при мне картины после смерти Бурова были свернуты в трубки и перевезены на дачу. Хотела ли вдова ликвидировать городскую квартиру, или предвидела споры, могущие возникнуть между наследниками, и позаботилась о сохранности картин, или это входило в планы расторопного юноши, но картины со "Шлиссельбургским узником" во главе сложены были в чулане на даче и хранились там под замком.

    История с картиной произошла следующим порядком.

    Ученики спали частью в сенях, частью во второй половине дачного строения.

    Однажды среди ночи Стрелкин был разбужен кем-то, шагнувшим через него. В прорезе открывшейся наружу двери он увидел тень человеческой фигуры. Стрелкин выскочил следом за удалявшейся тенью и рассмотрел в темноте листвы человека со свертком, быстро убегавшего вниз, по просеке, на побережную дорогу.

    Стрелкин разбудил Вихрова и сообщил ему о происшедшем.

    Приятели зажгли лампу и увидели, что дверь чулана, где хранились картины, была незапертой; "Узника", отдельным свертком стоявшего в углу чулана, - не было.

    Подняли на ноги всю банду и разбудили Лидию Эрастовну. Вдова, узнав о случившемся, закричала:

    - Ах, это он, негодный человек! - и заплакала, умоляя ребят спасти картину учителя.

    Рассказ о приключении "Шлиссельбургского узника" в разбойных ущельях Жигулей был много раз и наперебой сообщен мне моими друзьями.

    - Понимаешь, ночь бурная, воровство, погоня… Месть за поруганную картину учителя, - лучшего и придумать нельзя было при нашем безделье! - говорили мои друзья.

    Отряд погони разбился надвое: Минаков, Киров и Мохруша, самые быстроногие из всех, ударились верхней дорогой, чтоб отрезать путь вору, если бы тот захотел переменить береговую, каменистую и трудную для ночного пути, дорогу на верхнюю, наезженную.

    Стрелкин, Рябов и другие открыли погоню низом.

    Вихров остался охранять дом с хозяйкой, ребенком и с остальными картинами Бурова.

    Первая группа ищейками пробежала далеко вперед по верхней дороге и, не встретив живого существа, убедилась, что "Узника" тащат низом; спустилась к береговой тропе и присела в порослях осокоря.

    Ночь была тихая (когда из бурной она превратилась в тихую, - рассказчики мои об этом умолчали)… С Волги ни всплеска. Слышен был каждый звук сорвавшегося осыпью камешка.

    Хруст щебня из-под ног идущего они услышали издали. Ребята поднялись.

    Когда человек со свертком обозначился довольно ясно, Минаков своим басом крикнул встреч идущему:

    - Снимай, сукин сын, штаны!

    Декларация была ясная, имитирующая грабителей. Идущий остановился.

    - Стрелять буду! - пригрозил он и выстрелил для острастки вверх.

    - Свои мы, Генька, свои, - завопил испуганно Мохруша.

    В ответ на выстрел невдалеке раздался знаменитый среди горчишников посвист Рябова. Другой отряд приближался.

    - Это ты, Минаков? - успокоенно сказал Генька, снимая с плеча сверток, - чего же дураков валять, убил бы еще, пожалуй… - Он закурил папиросу. - За мной охоту устроили?!.

    Сейчас же подоспели другие преследователи и окружили похитителя.

    Рябов подошел к нему вплотную, острием ладони секнул по предплечью Гекьки и поднял с полу револьвер.

    - Дубина, сражаться, что ль, с вами буду, - и так бы отдал… - огрызнулся пойманный.

    - Заткнись, белогорлица! - отрезал Рябов и, обратившись к Стрелкину: - Теперь действуй, Андрюша.