Выбрать главу

    Да мне от него никакой выгоды не видится: холостой и положительный, того и гляди жениться предложит… А мне жениха и одного в жизни хватит, - если и на том свете встретимся, так я ему морду окровяню, жениху ненаглядному!…

    Каля была грамотная, читала Золя и Мопассана.

    Ксюша в эту же зиму заболела сифилисом. Долго скрывала, потом трепалась по ночлежным больницам, и, как я потом узнал, навестивши почтальоншу, Ксюша спилась и на этой же Сретенке умерла, отравившись серными спичками.

    А, вероятно, лет шесть спустя, в Большом театре мимо меня прошла в ложу эффектная дама в сопровождении толпы лысеющих молодых людей во фраках. Дама свысока кланялась встречным знакомым бенуара.

    Принцесса, знаменитая артистка - да и только; если бы не некоторое "черт побери" в жестах, не признать бы в ней женщину полусвета.

    Спрашиваю моего приятеля москвича: кто такая?

    Приятель сообщил, что это одна из инфернальных женщин Москвы, содержанка такого-то (он назвал известного богача), знаменитая Калерия…

    Это была Каля. Видно, мастерски рассчитала она свое время и организационный талант, чтоб за шесть лет добиться желанной цели…

    Осенью каждый из нас привозил чего-нибудь вкусного, домашнего. Визиты друг к другу были вдвойне привлекательными. Запоздавший товарищ предавался немедленному съедению у него всех его запасов.

    У Сарьяна - единственные бараньи копченые языки, у Половинкина - прессованный каймак, у меня - яблоки и варенье, у северян - свои бытовые лакомства.

    - Пойдем к Холопову, привез, говорят, жареного тюленя с морошкой! - сообщает новость приятель.

    - Да он еще в бане не был, - с сожалением отвечают ему.

    Традиция Сандуновских бань была нами признаваема крепко: только после этого обряда привезенное считалось общественным достоянием. У некоторых эта традиция становилась просто защитой от обжор, они жульничали и оттягивали, иногда по неделям, банный ритуал - до опустошения ими самими чемодана. Но с такими приходилось прибегать к сыску, к допросам хозяек, чтоб установить банный факт.

    Вторым побуждением к визитам был осмотр привезенных летних работ. Строго и до основания производили мы эти осмотры. Ошибки и промахи каждого вскрывались безжалостно, но и успехи принимались громко и сердечно. Это были волнующие дни подведения итогов своих и товарищеских. Уроки их давали подъемы на всю годовую школьную работу, лучше любого профессорского замечания действовали на нас эти показы и суждения. Несмотря на близость в работе и в мыслях, мы не спутывались в один клубок, индивидуальные одоления мастерства ценились нами высоко.

    Мне до сей поры запомнились некоторые из работ друзей, отметившие тогда этап их развития.

    Любили мы встревать в низовую жизнь, кипящую под купеческими особняками и часовнями, под университетским и управительским благополучием.

    Мороз первосортный. Пальтишко пронизывает до подмышек. На клубах пара влетаешь в ночную чайную, в надышенную кисло-вонючую теплоту овчины, пота, махорки и щей.

    Извозчики, бродяги, продрогшие девицы распарены теплом.

    Чокаются чайники в руках половых, тренькают рюмки. Распояшется ночной люд. Все новости уличного дня узнаешь здесь - от измены купеческой жены с приказчиком до событий у генерал-губернатора, от кражи и насилий до жертвы благодетеля и суммы ее на Иверскую часовню.

    Захожий сбир монаший пьяненько гнусит о близящихся временах "низвержения рода человеческого", о заговорах нечестивцев на истребление "естества русского", о погани жидовствующих, мужей бранчливых и дерзких, не умиляющихся ни лику Христову, ни слову державному царя-батюшки…

    В углу - дележка краденого… Пропащая предлагает себя за пятачок, за рюмку водки…

    - Растуды-туды, - лается рыжий детина над заснувшими собутыльниками, лается и в царя, и в губернатора, и в собственную душу.

    Степенно обсуждают извозчики концы и плату и способы уловления ездока, его норов и слабости…

    Тут о деревне распевает парень ночлежнику - пейзаж среди вони городской хочет нарисовать.

    Шестнадцатый московский век…,

    Хозяин - заспанный, оплывший, и только глаза его повелительно и наблюдательно стреляют из-за стойки.

    Входит городовой, - по чайной шелест пронесется, будто крысы полом разбросятся по норам Городовой смотрит перед собой, делает вид, что не заметил переполоха сейчас не за этим пришел страж города. Он чинно выковыряет сосульки из усов, потом с приветствием - к буфету: