Уверенный в своей неотразимости, Дик долго пялился на Альму, гипнотизировал ее взглядом, а потом подошел и положил лапу ей на загривок. Понятно, Альме не понравилась такая бесцеремонность, она нахмурилась и показала наглецу зубы, давая понять, что она порядочная и строгая девушка, а не какая-то там вертихвостка. Дик отошел, но как только мы с Альмой направились к лужайке выгула, поплелся за нами и все норовил понюхать Альму сзади. Он вел себя непристойно, можно даже сказать нахально.
Здесь замечу — Альма вообще не любила, когда ее обнюхивали, а обнюхивание под хвостом считала верхом наглости. Вот и тогда она обернулась и рявкнула, отгоняя настырного ухажера. Дик застыл от неожиданности. Он привык к победам, и вдруг такое поражение, да на глазах всего собачьего общества. Со злости он плюнул — Тоже мне недотрога! — и униженный и оскорбленный заковылял к дому.
Второго поклонника, далматинца Гошу, по двору водила хозяйка, которая постоянно меняла платья и шляпы с «огородом» (с бумажными цветами), на ней всегда висело килограммов пять украшений. По слухам, эта дамочка мечтала жить в Англии. Но «скромно»: «иметь небольшой особнячок и маленький личный самолетик, чтобы завтракать в Париже, обедать в Риме, а ужинать в Лондоне». Такие «скромные» мечты.
Гоша, под стать хозяйки, щеголял шикарным ошейником и медалями, и не ходил, а величаво вышагивал. Со слов хозяйки было известно, что он внимательно относился к своему здоровью: больше, чем надо, не ел, опасался сквозняков, на реке, не зная глубины, в воду не входил, только любовался своим отражением.
Увешанный наградами за экстерьер (то есть, за внешность), утомленный славой, Гоша непомерно гордился своим происхождением и ни с кем из собак не общался — считал ниже своего достоинства. На лужайке выгула он обычно сидел и, со скучающей физиономией, посматривал на играющих собак. Только, когда появлялась Альма, он оживал — привстав, начинал вертеть хвостом, топтаться, облизываться, при этом и так и сяк выпячивал грудь, стараясь поразить Альму медалями. Хозяйка спускала его с поводка, со словами:
— Иди, поиграй с Альмой! Она, кажется, неплохая собачка.
Но Альма не изъявляла никакого желания играть с этим Гошей. — Вот еще, играть с ним! — говорила мне. — Только и знает хвастаться медалями. И вообще, что за пес, который слишком много времени уделяет своей внешности!
В общем, Гоша ходил за Альмой, заигрывал, поскуливал, выпячивал грудь, показывая награды, но Альма оставалась безучастной. А когда Гоша стал особенно назойливо приставать, развернулась и ударила его попой (в дальнейшем она не раз применяла этот прием). Понятно, самовлюбленный Гоша обиделся на Альму. Но еще больше обиделась его хозяйка. До этого она не раз говорила мне:
— Гоша кавалер видный. И Альма на вид симпатичная. Я уверена, они подружатся, Гоша улучшит породу Альминых щенков.
И вдруг эта хозяйка возмущенно кричит:
— Гоша, отойди от этой нахалки! Она должна считать за честь, что ты обратил на нее внимание! Дура набитая! Не знает, где ее счастье! Пойдем, дорогой, домой! Пусть теперь она льет по тебе слезы!
Часто за Альмой увивались еще два воздыхателя из числа «элитных» собак: шарпей Макс — пес со множеством складок на морде, и, похожий на тыкву, бульдог Босс. Оба, завидев Альму, спешили к ней и улыбались, распустив слюни. Но, если у Макса улыбка была как улыбка, то у Босса получался оскал — казалось, того гляди цапнет. Как ухажеры, и шарпей, и бульдог показали себя не лучшим образом. Макс то и дело подпрыгивал перед носом Альмы, пытаясь поразить ее прыжками, а Босс всякий раз предлагал моей подружке бодаться. Эти балбесы не понимали, что подобными штучками Альму не заинтересовать.
В поселке у Альмы тоже поклонников хватало. Прежде всего, ими стали бывшие ученики «Собачьей школы». С утра эта гвардия топталась у нашей калитки. Появлялся и малыш Баксик. Он был раз в пять меньше Альмы — пробегал под ее животом, тем не менее, Рахманов называл его «Альминым женихом». Жизнерадостный весельчак, Баксик раньше воспринимал Альму, как товарища по играм, а теперь вдруг ему стало не до игр — словно завороженный, он смотрел на мою подружку и на все попытки Альмы поиграть с ним, робко вилял хвостом, вздыхал и отходил в сторону. При встрече Рахманов стыдил Альму:
— Что ты сделала со своим женихом? Он страдает от неразделенной любви, потерял аппетит…
Альма смущенно опускала голову: — Баксик мой хороший друг. Ни Рахманов, ни я, не знали, кто был ее тайным избранником. И сам избранник не знал. Не знал, что именно ему принадлежит сердце Альмы. Сердце первой красавицы поселка. Ему вообще не было дела до какой-то там любви, он не тратил время на пустяки, всякие ухаживания, поцелуйчики. Он занимался серьезным делом — «работал» спасателем на водохранилище и надзирал за порядком в нашем поселке. Заметит мусор у дома, сердито лает хриплым басом — требует, чтобы хозяева убрали. Вы, ребята, конечно, поняли, что этим парнем был деревенский Здоровяк Вова, немолодой пес с больным глазом.