Их не было. Цирот словно растворился в воздухе.
Рядом со мной снова возникла запыхавшаяся фрау Фибих. Волосы растрепались и закрывали ей лицо. Она хотела что-то спросить, но тут к ней подскочил решительный грузчик, схватил ее и закричал: «Посторонним сюда вход запрещен!»
Я махнул рукой. Он отпустил ее.
— Срочно вызовите двух полицейских, которые сидят в машине перед главным входом, — распорядился я. — Пусть один немедленно пройдет на летное поле!
— Слушаюсь, — рявкнул грузчик и щелкнул каблуками.
Вот тебе раз. Оказывается, во мне скрыты еще и таланты фельдфебеля.
— Пожалуйста, поскорей, — сказал я как можно мягче и даже слегка смущенно.
Грузчик повторил свое бравое «Слушаюсь!», совершил образцовый поворот кругом и исчез.
Пассажиры у барьерчика были явно обескуражены. Они бурно обсуждали происходящее.
— Ради бога, продолжайте работу! — сказал я грузчикам, которые сбежались на шум и теперь толпились вокруг меня и фрау Фибих.
— Пожалуйста, послушайте, — начала было фрау Фибих.
— Потом! — бросил я, повернулся к ней спиной и двинулся, пригибаясь, вдоль стеллажей. Я шел довольно быстро. Фрау Фибих семенила за мной. Я слышал ее всхлипывания. Черт с ней, пусть идет следом. Поглядит, как я поймаю ее сокровище. Если поймаю, конечно. Она видела первый акт пьесы — как он поймал меня. Будет справедливо, если увидит и второй.
Я осторожно двигался по проходам среди великого множества чемоданов — больших и маленьких, красивых и не очень, серых и цветных.
За пятым стеллажом я обнаружил Цирота.
Он затаился за одной из толстых бетонных колонн, которые стояли в восьми-девяти метрах друг от друга и поддерживали своды подвала. От колонны падала тень, и я вряд ли бы разглядел Цирота, если бы не пола его светлого пальто, предательски выглядывавшая наружу. Груда картонных коробок совершенно перегораживала проход.
Я прикинулся, что ничего не замечаю, пробежал еще шагов десять и крикнул совсем в другую сторону;
— Выходите, Цирот!
Фрау Фибих остановилась вблизи колонны и глядела на меня. Уж не знаю, обнаружила ли она своего дружка. Не обращая на нее внимания, я спокойно и нарочито небрежно вернулся к убежищу Цирота и, приблизившись, одним прыжком очутился за колонной.
— Петер! — крикнула фрау Фибих, но было уже поздно. Я перехватил руку Цирота, который хотел ударить меня, заломил ее за спину и только собрался вытащить этого субъекта на свет божий, как вдруг фрау Фибих отчаянно вцепилась в меня, будто кошка.
— Отпустите его! Отпустите! — закричала она. — Это я во всем виновата!
Я от неожиданности выпустил руку Цирота и довольно глупо спросил:
— Как это вы? Почему вы?
Я успел заметить, что Цирот поднимает дипломат, который лежит рядом с ним на полу.
Фрау Фибих прикрыла глаза. В неверном неоновом свете лицо ее казалось бледно-зеленым, с лиловыми пятнами, как у утопленницы.
— Отвечайте же!
— Я одна виновата! — прошептала она, пошатнулась, опустилась на ближайший чемодан и безудержно зарыдала. Слезы ее капали прямо на голову льва, красовавшегося на наклейке. Льва окружала надпись «Лахор. Пакистан». Я поднял взгляд на Цирота. Тот исчез.
— Это ужасно! — билась в истерике фрау Фибих. — Смерть его жены у меня на совести!
Она никак не могла найти носовой платок. Я протянул ей свой и спросил:
— Когда вы вернулись из Йелсы?
Она выпрямилась:
— Из какой еще Йелсы?
— Вы должны были уехать из Йелсы позже меня, но раньше Цирота!
— Я не была ни в какой Иелсе! — воскликнула она.
— Не были? — Я даже ущипнул себя за руку. Может, у меня начались галлюцинации? Ведь она сама только что призналась… — Но как же вы убили фрау Цирот, если вы не были в Йелсе?
— Я не убивала ее! — Она испуганно уставилась на меня широко открытыми глазами.
— Мне кажется, я схожу с ума, — совершенно искренне признался я. — Вот только что вы заявили, что смерть жены Цирота у вас на совести.