ММ: Как вы познакомились с Бианкой Джаггер?
Улай: Я встретил ее у ворот Центрального парка. Она стоял и ела мороженое в окружении двух юных красавцев. Но и сама она была такой потрясающей экзотической красоты, что я подошел к ней и попросил разрешения отщелкать несколько полароидов. Она согласилась. Народу в Центральном Парке было видимо-невидимо, в основном геи и хиппи. Это был первый массовый Гей-прайд парад!
Бианка была босая, в индейском платье от кутюрье. В руке она держала бумажный пакет и там лежала только кредитка и связка ключей. На мне были кожаные штаны с нашитыми аппликациями в виде цветов. Это была любовь с первого взгляда. Через день она переселилась ко мне в Warwick hotel, где мы прожили вместе примерно месяц. Я был «жаворонком» и рано вставал, а ее жизнь начиналась лишь ночью. Вечерами она ходила в близлежащий «Oscar Brown Jr. Club», куда тогда захаживали Дэвид Боуи, Мик Джаггер, Энди Уорхол и другие. Мы собирались поехать в Индию и жить там в цветке лотуса, но неожиданно все изменилось. Мне не хочется об этом рассказывать… В общем, я вернулся к себе в Амстердам и через три месяца прочел в какой-то газете, что Бианка вышла замуж за Мика Джаггера (ну тем и хорошо для нее, я подумал тогда).
ММ: Один из ваших недавних проектов включал фото современных молодых молдаванок.
Улай: В Молдавии два главных товара: один — вино, которое экспортируется на Восток, а другой — красивые женщины, которые экспортируются на Запад. Проект, в котором я участвовал, заключался в том, что молодые молдаванки платили деньги за фотосессии; предполагалось, что красивые фото в будущем как-то помогут им изменить их судьбу. И вот в Кишиневе над ними работали фотографы с визажистами, а я снимал происходящее и потом выставил свои фотографии в молдавской арт-галерее. А до этого я делал портреты бывших порнозвезд в номере отеля в Амстердаме — такой соответствующий антураж…
ММ: Меня восхитил другой ваш проект, когда вы сфотографировали черных нью-йоркских бездомных и потом не только развесили их портреты в натуральную величину в знаменитой галерее в Нью-Йорке, но еще и пригласили всех этих бездомных на открытие выставки! Вы верите, что искусство может нас всех спасти?
Улай: Нет, искусство не принимает непосредственного участия в социальных и гуманитарных делах, оно зарождается совсем по-другому. Если художник с головой и ногами окунается в «социальность», то другие художники с критиками не будут уделять должного внимания его творчеству и тем более не смогут оценить его участия во всякой благотворительности. Современные художники «заигрывают» с проблемами типа социальной несправедливости, борьбы за права и т. д., но потом все это упаковывается в стильные видеофильмы или показывается в музеях, оборудованных по последнему слову техники.
Что касается моего арт-проекта с бездомными… на выставке на Бродвее собрались все сливки нью-йоркского общества… и меня с моими тридцатью шестью бездомными просто не хотели пускать в галерею! Мы еле пробились! Я сказал, что богатые дяди накидают им денег и они шли с этой надеждой, вооруженные своими кружками, но в пух и прах разодетые посетители модной арт-галереи были просто в шоке от такого поворота событий. Может быть, мои бомжи и насобирали какую-то мелочь, но по большому счету моя выставка ничего не изменила. Ситуация изменилась позже, когда мэром Нью-Йорка стал Джулиани и пообещал очистить Нью-Йорк от бездомных! После этого они все куда-то исчезли. В общем, как художник, я, конечно, обращаю внимание на социальные проблемы, но я ни в коем случае не социальный работник!
ММ: Что произошло, когда вы пригласили трансвеститов с транссексуалами к себе домой? Это для вас было жизнью или чистым искусством?
Улай: Я об этом уже говорил в интервью. Использую слова основоположника «хэппенинга» Алана Капроу: «life-like art» («живое искусство»). Я никогда не пытался отделить жизнь от искусства или искусство от жизни — я сам и искусство, и одновременно художник, даже когда я сплю.
Тропинками антрополога
Сын нью-йоркского бакалейщика, художник Тобиас Шнеебаум получает в пятидесятых годах Фулбрайтовский грант и отправляется в джунгли в Перу. Там он отыскивает каннибалов, и, в то время как в газетах появляются сообщения о его смерти, возвращается как ни в чем не бывало с историями о человечности и гуманизме поедателей человеческой плоти.