Женское тело знало, что открыло незаурядного мастера, какого-то никем не замеченного, перебивающегося с хлеба на холст эквадорца, про которого можно будет писать для разных журналов, отщипывая и для себя кусочки заслуженных лавров, косвенным образом внося свою литературную лепту в участь творца…
Спустившись на первый этаж, женское тело поспешило в муравейно-маленький музейный киоск, чтобы отыскать хотя бы открытки с репродукциями только что обнаруженного, никому не известного гения, и сразу наткнулось на выставленное на всеобщее обозрение франтоватое фолио.
Как оказалось, ведомое искушенной в искусстве головой в голове женское тело безошибочно выбрало из безликой белиберды не только самого оригинального и яркого мастера, но и самого продвинутого, пропиаренного и даже, судя по фото, упитанного, что тут же уничтожило все удовольствие, т. к. художник этот уже был знаменит и вовлеченность женского тела в его судьбу, если бы оно решило о нем писать и его прославлять, была бы практически нулевой.
Физическое место действия: небольшая каморка невдалеке от мелководья залива Тихого океана, черное кожаное кресло, ворох бумаг на столе, город прибрежный, спокойный, за окном кегельбан, страна — США.
Психическое место действия: по-прежнему Эквадор, город Кито, «Ла Рабида», сложившая на ночь крылья магнолия у стены, принесенная худощавым холериком, хозяином Пабло; горизонтальное положение, потрясшее и наложившееся на калифорнийскую небольшую каморку, где в данный момент вертикально обретается женское тело: ментальное возбуждение превосходит усталость всех членов, а разнообразные именитые имена, а также возможность проводить параллели лишь подталкивает тело к поступкам, несвойственным никому, кроме него.
Женское тело находится в таком напряжении, а ум так абстрагирован, что ему кажется, что дымящаяся перед ним на столе чашка чая по-прежнему полнится горячим напитком, в то время как чай давно тепел и пристыжен.
Безо всякого выражения на лице женское тело отхлебывает эту теплую, представляющуюся обжигающей жижицу, и придвигает к себе уже знакомый нам список, в котором по-прежнему значатся пять небезызвестных, но и не особо скандальных имен:
Дональд Бехлер
Хулио Галан
Бернард Вене
Ричард Серра
Нил Дженни
Художник Бехлер прославился своими цветами; про скульптора Бернарда Вене женскому телу известно, что он многоумный француз, обосновавшийся в США; про тяжеловеса Серру и его монументальные глыбы женским телом недавно была прочитана статья в журнале «Нью-Йоркер»; имя Нила Дженни женским телом воспринимается как феминное «Дженни Нил» и не говорит ничего.
Хотя Хулио (далее Х.) и стоит под номером два, он из-за испанского имени выбран первым из списка: предполагается, что подобно увиденному женским телом мужскими глазами Освальдо Витери, Х. проживает в Латинской Америке и, возможно, принимает участие в совместных выставках вместе с Витери, таким образом соединяя женское тело, путем паутинных ассоциаций, с когда-то живым мужским телом В. Б..
Чувствуя на шее дыханье когда-то животрепещущего мужского тела В. Б. и вжимая голову в плечи, женскому телу кажется, что нужно обязательно обратиться к этому псевдоиспанцу, так как тот, несмотря на непременный художнический нарциссизм (однажды Х., по словам мужского тела В. Б., имел секс с собственным изображением на холсте), непременно хранит в памяти и в порах кожи отпечаток образа мужского тела, который наложился на его тело как звездная пыль.
Не особо искушенное в свойствах Галактики или Галана (эта фамилия означает «глашатай», «голосистый», «горлан»), простодушное женское тело считает, что в любом случае хоть что-то осталось, не могло не остаться, и представляет разрозненное мужское тело В. Б. как разбросанные в детской или на улице на помойке глаза, башмаки или пищательный механизм куклы, слишком близко принятой к сердцу. Наверняка Х. вспомнит какой-нибудь особенный взгляд, жест, жестокий или щедрый поступок, сценку на аукционе, цену картины, проданной с молотка.
Любой ответ заново подпалит бикфордов шнур страсти, выжжет дыру во Вселенной, сквозь которую можно подглядывать за тем, что происходит на другой стороне, превратит мирную калифорнийскую в густую, говорящую эквадорскую ночь.
У женского тела выступает на лбу жар, оно возбуждено, голова, прикрепленная к телу, улетает в далекие выси; одновременно бормочет себе что-то под нос голова в голове; женское тело же уверено в том, что не зря, при всем своем онтологическом отвращении к железным птицам, когда в полете наливаешься пивом и водкой, только бы не реагировать на турбулентные покачивания самолетных бедер и крыл, оно приземлялось в Панаме и Кито и засматривалось на обугленные, обойденные светом сонмы тряпичных людей, — ведь именно та влажная ночь (женское тело помнит, как работали слезные железы, как увещевал вкрадчивый голос, какую заботу проявляла голова в голове) прибила его, как обкатанную волнами деревяшку, к экрану компьютера и заставила лихорадочно рыться в ворохе старых, считавшихся канувшими в вечность посланий, только чтобы извлечь из них прежде никак не употребленные сведения, которые, безо всяких сомнений, должны быть связаны с Эквадором, Аргентиной, Кубой, государством Белиз.