«Помогала» музею и Советская власть: например, местный исполнительный комитет пожертвовал в целях науки несколько экспроприированных у «врагов народа» застекленных витринок. Ничего не попишешь тут вилами по воде — все это подтверждение того, как мы были богаты. Посему стою я в окружении скелетов морских коров и чучел бобров и буквально заливаюсь слезами. Ведь кроме этих сохлых созданий да небольшого товарищества пилильщиков и рогохвостов у нас почти ничего не осталось!
Конечно, в человеке в насекомых не искушенном, а, скорее, искусанном, фраза «сборы жучков» может лишь вызвать усмешку, ассоциируясь со сбором крючков или значков. Но не забывайте, войны проходят, а жучки остаются, и кто-то должен их изучать. Как же забавляют Вас, наверное, все эти крестьяне, пытающиеся внести в науку свой неуклюжий (ну что Вам, Маргарита, все эти бобры и клопы!) вклад. Но дальше будет совсем не смешно.
Пожар политических «чисток» спалил дотла весь Дальневосточный филиал АН СССР; были сосланы в лагеря или расстреляны и без того немногочисленные научные кадры; газеты запестрели заголовками вроде «За насекомыми на тюремные нары», «Бабочки — шпионская ширма», «Под видом жуков везли ружья». Репрессии затронули и семью Бордукова: у Николая Ивановича был сводный брат, сын преуспевающего производителя пуговиц зоолог Сергей. Энкаведешники ознакомились с его телеграммой, посланной перед приездом в музей — «выезжаю четверг жуков привезу Бордуков» — и заподозрили, что под жуками подразумевалось что-то еще. Вскоре Сергей Бордуков за попытку «вооруженного сверженья Соввласти» (вот как тут жужжит и свербит!) был арестован и на допросе оговорил себя и других, показав, что вместе с ним участие в сборе разведочных данных принимали умирающий от рака простаты препаратор музея, двое худосочных художников и туберкулезная уборщица Т.
По решению Тройки УНКВД Сергей Бордуков был расстрелян. Имущество его, скорбный скарб, состоящий из семнадцати перепрелых предметов, в том числе «гитары, оленьих рогов, трех пар брюк, несвежих рубашек и железной кровати с панцирной сеткой» было конфисковано и передано в городской магазин. НКВД попыталось раздобыть сведения и о сводном брате Сергея, но Николай Иванович растворился. Странное очарование слов… растворился в незнакомой стране… пилочкой аккуратно срезал уголок пакетика с сахаром, высыпал уверенно, по-мужски, в чашку кофе и растворил… растворился между расплывом зеленоватой равнины и голубизной еще не поименованной поймы… в любимой женщине… в детях… в работе… в заведомо кривых, неправильных мыслях… растворился в дожде, шел и не спас макинтош — вышел выкинуть мусор, а встретились, как в анекдоте (здравствуй, жена, здравствуй, нерожденный сынок), лишь через двадцать пять лет… растворился в СМЕРШе, в смерче войны, в смрадной камере или каменных, в тюрьме превратившихся в тряпку камрадах… растворил яду, бросил в стакан и долго смотрел, как бурчала вода и медленно, будто медуза, расплывалась-исчезала таблетка… или просто творил-растворил что-то в ночи — то ли книгу, то ли букву, равную в Торе одной человеческой жизни, то ли себя — и исчез.
…Так вот, энкаведешники «раскрыли» исчезновение Н. И. Бордукова при помощи тех самых таинственных тайваньских посланий, которые где-то раз в год приходили его гражданской жене. НКВД настоятельно советовало ей поддерживать со своим явно что-то мудрящим мужем контакт, чтобы увериться, что он действительно находится на Формозе — на самом же деле, как Вам удалось разузнать, он побывал там один-единственный раз, перед началом гражданской войны.
Несмотря на неувязки в его темнящих, безо всяких телячьих нежностей, письмах, НКВД, а вместе с ним и облапошенные биографы Бордукова, все же поверили, что Николай Иванович в конце тридцатых снова отправился на Формозу, где впоследствии затерялся. С сороковых годов о нем ничего не было слышно (может быть, он так попытался сымитировать свою смерть?) — и я даже начал подозревать, что его слопал какой-нибудь тигр. Вы же пошли дальше меня и обнаружили необычайный обман!
А вообще вот что я думаю по этому поводу: и у Бордукова, и у когда-то заведующего нашим музеем Арсеньева были вполне безобидные, беззубые хобби — изучение разных бацилл, бабочек, базедовой болезни, букашек… Бордуков одно время даже пытался изготовить снадобье из эмбрионов макаки… и, тем не менее, страна наша (полагая булавоусых боеголовками, а бабочек бомбами?) захотела и того, и другого сожрать. Видимо, эти маленькие уколы и узоры души, позволяющие нам счищать грязь с редчайшей монеты, в то время как все остальные начищают пряжки военных ремней, и делают нас опасными для нашей страны.