Мы просто поплыли… Жаль, что он сошел с ума. Правда, гаэтана я…
Я покачала головой, будто отгоняя кошмар.
— Сначала последовательные вспышки оргазма, до которого тебя терпеливо доводит мужчина снова и снова, вернее доводят ласки мужчины рано или поздно сливаются в одно целое. Но это для тебя наверно будет не скоро… Только непрерывные ритмические движения обоих… ну, ты знаешь, когда мужчина ритмически входит в женщину… — Чара мучительно покраснела, — длились у нас иногда до двадцати девяти часов непрерывно. Прямо бешенство какое-то охватывало. Я уж не знаю, как он этого добивался. Вернее знаю — постоянное возбуждение дает особое состояние мужских органов… и контроль за извержением… Но это не нужно…
— Я теперь понимаю… — ошарашено сказала я. Я, конечно, слышала передающиеся шепотом рассказы о гаэтанах, но услышать это так просто сказанное и с явным налетом реальности от одного из участников было почти физическим шоком.
— Ты не так понимаешь! — заволновалась вдруг Чара. — Совсем не так!! Не было вожделений и непрерывных возбуждений, это была не страсть. Не та угарная страсть, что знают люди… В этом состоянии есть только любовь, любовь и только любовь двоих. Психика словно отключается от страсти, она обретает другой источник… Мы задыхались от все усиливавшейся любви друг другу, но не от вожделения! Да, мы соединялись (и еще как! — подумала я), но мы не знали этого голого мерзкого драчения половых нервов — очень грубо сказала она, употребив специфический жаргонный термин — и сосредоточенности на половых органах, своих или чужих. Мы были сосредоточены на друг друге — то есть любви.
Мы любили и любим друг друга, а не тело. Это физиология любви двоих, сплетения тел и объятий, пульсации, вращения объединенной энергии между двоими, как при мысли в мозгу текут физические импульсы, но ты перестаешь это замечать, сосредоточиваясь на любви. Хотя и остро воспринимая ее, но это скорей острая сладкая нежность… Просто физиология двух тел, не могущих иначе объединить свои потоки энергии, — сказала она, заглядывая мне в глаза. — Но сама ты плывешь далеко от нее, в человеческих чувствах сознания. Именно в человеческом, в светлом экстазе безграничного счастья, в таком светлом и чистом, что ты умираешь от света… Да, человеческом, а не физиологическом, ты на уровне сердца, а не отростков, ты любишь Иванэ, а не телесные особенности…
— Я не люблю Иванэ, — возмутилась я. — И нечего тут петь ему гимны, а то я потеку…
Чара вызывающе задрала губу.
— А стоило бы, — она оценивающе посмотрела на меня. — Впрочем, это шутка. Я бы вас убила. Да и он пройдет мимо тебя, как слепой, в упор не видя, если где-то рядом буду я.
А вот подобное я уже однажды видела — мужчина шел как завороженный, видя только одну гаэтану среди всего шумного зала. Было в этом нечто такое, от чего по спине бежала холодная дрожь.
— Одним из самых сильных источников физического возбуждения мужчины является именно мое счастье, мое настоящее счастье и интенсивная любовь к нему. Которую я черпаю из его собственной любви ко мне и ее проявления. Ты никогда не видела лица гаэтаны в этот момент (кто-то говорил, что в тот момент им можно освещать улицу, — вспомнила я щенячьи экзальтированные байки одного из тэйвонту).
— Твоя ответная реакция? Вид твоего услаждения? — переспросила я.
Чара с сомнением посмотрела на мою голову.
— Моего счастья! Моего экстаза! Моей радости! Сияющих глаз! — высказав все, что думает обо мне, она успокоилась. — Ты почему-то переносишь все время выводы и особенности из лишенного любви мира животных (ни у кого не было сомнений, кто эти животные с отростками) в мир человеческой любви. Ты думаешь, что радость мужчины только в руках, когда он лезет под… или делает "ритмические" движения. Ты все время переносишь психологию вожделеющих скотов и полузверей, не знающих понятия о человеческой жизни и любви, питающих к женщине одну грубую похоть и не подозревающем о другом, на собственно людей.
Ты не понимаешь, что человек может быть радостен, быть счастлив от чужой радости, чужого света, чужого счастья. Что можно пьянеть от света в чужих глазах…
"Доверчивых, испуганных, кротких, — вспомнила я слова своего тэйвонту — быть может полудетских, полных святыни любви и страдания… Их много на земле, печальных колодцев чистоты, за счастье утонуть в которых готов жизнь отдать любой добрый молодец…"
— Конечно, я веду, — сказала Чара, — я гаэтана!
— А я что, проститутка, что ли! — огрызнулась я.
— Не думаю… Но вопросы!
— Вини не меня, а ублюдков, которые пишут такое в книгах… — обиженно сказала я. — Я вообще еще девочка!
Чара вздохнула.
— А я тебе такое говорю! — покачала головой она.
— Я только учусь!
— Ты еще не знаешь, что только чистота в глазах девушки, девчонки, девочки делает мужчину безумным. Они к ней рвутся безумно и желают купать в ней душу.
Вечно купаться в устремленном на тебя свете чьих-то глаз. Они желают видеть ее в глазах жены, любовницы, возлюбленной, ибо это значит, что она любит их, любит чисто, а не себя в постели. Использовать можно и мужчину. И сколько раз я видела, как мужчины мгновенно охлаждались к женщине, увидев в ее глазах вожделение, похоть, желание. Ибо это делает женщину грубой… Девочка на ночь, подстилка, может даже жена, что стелет постель, чтоб было кого ночью — да, но ведущая, звезда в ночи и во дне, свет жизни — нет, нет и никогда нет. Женщина потому и женщина, чтобы она могла переплавить тяжелый свинец страсти в золото любви и экстаза, чистоты и света, подлинного счастья. Прикоснувшись философским камнем своей чистой любви, своего всеобнимающего сердца. Может потому в ролях страсти мужчина и немножечко более активен, чтобы женщина могла больше переплавить даваемое ей в чистое начало счастья, не расплескивая свою любовь и больше сосредоточиваясь именно на любви. Являя самую высшую и напряженную активность духа. Именно не двигается, чтоб сердце жило и глаза сияли, чтоб суета не нарушила счастье сердца. Мужчина всегда выполняет больше физическую работу, тогда как женщину больше духовную часть… Потому она более спокойна в близости, чтобы иметь возможность сконцентрироваться на духовном…
Женщина меньше выявляет внешней суетливой активности мышцами, чтоб повести мужчину за собой в жизни, ибо именно сердце женщины более активно в любви и даже перегонной лаборатории страсти, и именно ее счастье заражает, индуцирует счастье мужчины. Заставляя сердце его петь от ликования и нежности…
Я молча смотрела на горы…
— Как ни странно, но для любви, для брака, для постели надо для начала хоть немного очистить сердце, — печально сказала Чара, поглядев туда.
— Быть холодной как горы? — обречено спросила я.
— Нет. Быть высокой, как горы. Как бы глубоко ты не погружалась в страсть, как бы гору не затягивали тучи, вершина всегда чувствует свет солнца. Так и сердце твое всегда, всегда, всегда должно чувствовать всегда луч солнца любви, ощущение чистоты любви, хранить чистую любовь, не позволяя себе опускаться. И, наоборот, подымать, преображать даже страсть.