Выбрать главу

— Когда бы, в какой комбинации мне бы не приходилось участвовать, я всегда стремилась осмыслить движения, составляющие ее. И чем прием и взаимодействие труднее, сложнее, тем большее значение я придаю отдельным деталям техники. Я их оттачиваю до солнечной яркости и прозрачности, до твердости алмаза, который режет сталь… Делая комбинацию или прием в сотый или даже тысячный раз, я всегда мысленно готовлюсь к этой комбинации или приему. Никогда не делаю механически. Я считаю наиболее важным владеть техникой комбинации так, чтоб свободно выражать существо этой комбинации, сосредотачиваться только на ее смысле, но уже не видеть техники. Более того — свободно выражать свои чувства, — ухмыльнулась я. — Я не механически делаю прием, как не механически говорю словами — слово, хоть и бездумно выскакивающее наполнено мыслью и чувством.

Так и в схватке — я довожу все детали до такого совершенства, чтоб на мою ответственность остались только чувство. Чувство схватки, решение ситуации в чувстве, которым я безрассудно наполняю технику, будто это сами выскакивающие слова.

— Какой трюизм, — фыркнула тэйвонтуэ. — Это же гимн методу тэйвонту, который преподаем в самой начальной школе для люты!

Ее одернули, указав, что я как раз и есть люты… Тэйвонту с интересом собрались вокруг крошки, которой была я, прижавшись со спины к Радому и греясь от него, и, лежа на животах с интересом вглядывались в меня.

— Трюизм не трюизм, но ты проиграла… — равнодушно сказала я, ничуть не задетая ее тоном. — А знания… Мы, знаешь, к ним совершенно по-разному относимся, когда слышим впервые, или когда уже снова приходим к ним от своего опыта. Совершенно иное восприятие. Я делаю совершенство деталей невозможным, так что они внедряются в мое сознание, становясь его частью, как слова. Я наполняю их чувством, я думаю ими не думая. Они не механичны, они цельны, они слиты с чувством сознания настолько, что иногда даже не представляешь, как может быть иначе, как не представляют люди иногда мышления вне слов. Только я внедряю свои движения в сознание сознательно, когда я думаю ситуацию. Потому ты и не можешь уследить мой удар, — я неожиданно хладнокровно шлепнула ей тыльной стороной ладони по носу, и даже Радом рядом не успел перехватить меня, — поскольку я делаю его со стремительностью своей мысли. В бою ты не можешь почувствовать его своей интуицией или чтением мысли, как у своего напарника, с которым вы сработались умом, потому что у меня нет намерения его делать.

Только увидеть. А по совершенству движений я выше и скорей из-за изнурительных точеных тренировок — вот и победа.

Старшие тэйвонту зааплодировали.

— Но где же тут гений? Это простое ремесло! — удивилась она. Ее, похоже, даже не удивляло, что она говорит с ребенком. Но, похоже, ее не оставляло желание доказать, что я просто запомнила эти слова, как все люты, обладающие полной памятью из-за тренировок, но сама я плохо в них разбираюсь.

Я улыбнулась.

— "Гений" в том, что у меня все от сердца: я как чувствую, так и движусь. И это, когда уже ничто не мешает мне воплощать голос сердца, когда на пути его нет преград благодаря слитости техники с чувством, и называется гением.

Безумным мастерством мы строим дорогу голосу сердца. В том и мастер, чтоб уметь воплощать его… Гений в том, чтобы говорить голосом сердца. Надо достигнуть не только уровня, на котором ты уже знаешь слова, а надо, чтобы оно само заговорило. И вот именно в вибрациях на уровне сердца, которые не так легко вызвать, на этом более высоком уровне огненном мыслечувства и проявляется гений! Нелегко достичь сознания в сердце. Охвата всего в сердце. В отличие от ремесла… — спокойно сказала я.

Все почему-то потрясенно раскрыли рты, да так и застыли, смотря на маленького ребенка, которого Радом поспешно закрыл от чужих взглядов…

Такое вот глупое и смешное воспоминание.

Глава 25

С чувством глубокого удовлетворения я заехала в следующий гораздо больший город… Ведь я сегодня наверняка избавлюсь от своих тел… Я даже решила рискнуть… Я решила взять Дара, положив поперек его сразу раненного тэйвонту… А потом вернуться, и закинуть ему второго раненого…

Лекари здесь были… Не аэнский лекарь, как мне обещали, но… На безрыбье и рак рыба…

Я так была уверена, что найду лекаря только так, и, наконец, избавлюсь от тянувшего меня на дно балласта…

Я оставила тэйвонту у врача, напугав его до икоты, ибо он принял меня за тай, и ответственность, которую он в таком случае нес бы за пациента, его не вдохновила…

— Почему бы вам не отдать его тэйвонту местного князя? — заикаясь, спросил он.

— Где я их найду! — выругалась я, ибо Дар не давал себя привязывать. И вообще, разломал изгородь к черту.

— А я вам покажу!

— Мне нужен аэнский лекарь! — рявкнула я ему разозлено. — Я тебе покажу!!

— Не надо, не надо, я сам…

— Я сама справлюсь, — тихим, не обещающим ничего хорошего голосом пообещала ему я. — Ты его берешь? — рявкнула я, увидя, что уже вытворяет на улице Дар.

— Но я не аэнец!!! — исторгнул крик души он.

— Какая разница! — гаркнула я. — Ты что, совсем больной и надо мной издеваешься?

Я, бросив дурака, кинулась на улицу, когда Дар аккурат покончил с привязью, забором и подвернувшейся стеной… Лекарь кинулся за мной, ахнув и вырячив глаза на то, что натворила в его дворе лошадь…

Я сумела остановить Дара, когда он собирался кончить не только изгородь, но и окруживших его конюхов…

— Держи! — кинула я с коня тело раннего на руки врачу, иначе тэйвонту упал бы под копыта. Врач еле успел увернуться.

От брошенного тэйвонту…

Раненный, конечно, ляпнулся аккурат там, где он до этого стоял… Я отчаянно заругалась… Перепуганный врач в шоке пообещал похоронить его бесплатно…

— Я вернусь через полчаса, — пообещала я, — если он не встанет, я не знаю, что я сделаю!

Он что-то вопил сзади, но я не обращала внимания, развернув коня.

— Но я вообще не лекарь, — донесся до меня завывающий безнадежный вопль, — я мумифицирую трупы!

С чувством выполненного долга я ехала по улице. Осталось только пристроить еще одного…

На всякий случай я заглянула прямо через окошко на лошади в старый храм. В них иногда были лекари. Сквозь мутное стекло, к сожалению, мне было видно только стеллу, посвященную королям. Это был настоящий древний храм, тысячелетий пять.

Дурные бесконечные списки королей Дивенора на всю стену. Я и разобрать ничего через стекло не смогла, только королевские семьи успела, разве что мне показалось, что эти самые королевские семьи были уродливыми. В списках детей королевских семей не было ни одного женского имени за все пять тысячелетий…

Словно у них ни разу ни родилось девочки, прямо смешно. Я специально проверила, заглядывая в стекло. Я просто глянула на них и вдруг почему-то осознала это, и это очень меня рассмешило. Вверху над списком королей было сложено из алмазов древнее правило передачи власти, которое гласило, что править должна девочка, если она есть в семье. Это были подлинные слова

Дорджиа, основателя этой религии. Имелись в виду наследники. Я уже знала, что в Дивеноре княжествами правят в основном женщины Властительницы, но всей страной — мужчина король. Глупость, почему они не изменили правило за столько лет, пусть это и слова их Основателя? Я еще смотрела…

К сожалению, подошедший юный послушник сказал, что лекаря у них нет, Храм это старый, нерушимый, как и великий Храм, из наследия Древних, он не разрушается, и сюда потому никого не пускают…

— Жаль… — сказала я. Мне нужно было пристроить раненого именно к аэнцу, моих знаний местного люда уже хватало, чтобы понять, что в остальных случаях его ждет ужасная смерть от заражения крови… Я еще не пришла в себя от того случая, когда мне сказали, что Дивенор стоит на трех китах, и это так же верно, как то, что Первосвященник — непогрешим.

— Простите, — сдавленно сказала я, — но ведь тэйвонту говорят… — клянусь, я говорила со всем дружелюбием. И улыбаясь! И не понимаю, почему он так отреагировал!

— Извините, я православный!!! — поспешил рявкнуть тот. Мол, чтобы человек не тратил зря сил, мол, все равно ему ничего не поможет; чтоб другому не было бы неловко — ведь тот все равно не воспримет, тупо глядя на темный угол.