Посадив меня на колени, второй рукой он не отпускал меня. Его, видимо, это тоже не устраивало, потому что спустя какое-то время мы опять очнулись на полу, не слишком-то соображая, как мы там оказались.
Впрочем, на счет этого меня просветил мой второй тэйвонту Тон, бывший моим воспитателем с младенчества.
— Нельзя было отвернуть голову, что ли! — возмущенно сказала я, краснея.
— Я хотел, но не мог, — чуть вздохнул он, сам покраснев. — А ведь я тебя воспитал! На тебя смотрела даже Савитри.
Я стала вся пунцовая.
— Неужели было так плохо?
— Да нет. Это скорей мы поняли, что такое женская любовь.
— Бесстыжие…
Хотя тэйвонту принца ничего не сказали, по крайней мере мне, я прекрасно поняла, что они тоже не упустили бесплатного кино и наслаждались на всю катушку.
— Не люблю порнографию, — сказала я.
— А мне нравится, — сказал тэйвонту Лана. Я ахнула.
— Только это Эротический театр! — бесстыже поправил меня он.
А вот дочка смотрела на меня внимательно, и я поняла, что она требует объяснений, чем это мы занимались на полу так долго и самозабвенно, когда ей по полу даже лазить не разрешают.
— Папа делал маме еще одну Савитри, — объяснила я ребенку.
Та засмеялась от радости, захлопав в ладоши.
— Папа, пожалуйста, сделай ей две! — совершенно отчетливо попросила его Савитри.
— Второе платье за один день, — обречено сказала я, рассматривая разорванную тряпку. — Негодяй такой, ты не мог его снять?
Негодяй такой молчал, ответив только мимолетно поджатыми в ухмылке губами, не отводя от меня взгляда и не разжимая объятий. Я хотела собрать и это платье, но мне не позволили.
— Не выпускай ее из рук, — сказал ему Хан.
Он так и делал.
— Дай я переоденусь, — сказала я.
— Зачем портить третье платье? — хладнокровно сказал он. И, видя мое смущение, выдал хладнокровно же решение вопроса. — Давай накроемся общим плащом, — предложил он. — И волки сыты, и овцы скрыты.
Что мне оставалось? Только смириться…
Конечно, это не могло не сработать в перспективе…
— Хан, берите Савитри и забирайтесь к черту, — сказала я, когда мы в третий или четвертый раз оказались на полу. — Я не собираюсь устраивать вам тут представление.
— Оставьте Савитри и забирайтесь к черту, — внес поправку Лан.
Тэйвонту глухо заворчали.
Савитри сама потянула их в детскую. Чтобы не мешали маме делать сестренку. Это мама еще что-то не туда приладит как всегда, — потом объяснила она мне…
Но я уже их не видела.
— Следующий раз, запомни — моя девичья кровать стоит вон в той маленькой комнате, — сказала я ему, чуть не плача.
— А чего слезы? — весело спросил он. — Да, я же сегодня уезжаю! — притворно вспомнил он, стукнув себя по лбу, кладя меня на кровать.
Мы зарылись в мягкую, пуховую постель голыми, накрылись одеялом и обнялись. Он принялся выцеловывать мое мокрое лицо, ловя губами мои слезы.
— Боже, как хорошо, — прошептал он в восторге. — Поплачь еще!
— Ты неисправим, — сквозь слезы кому-то пожаловалась я.
Незаметно мы провалились в тихий, теплый полусон, где медленные ласки, мягкие, прохлаждающие объятия добавляли, давали ощущение сказочности и нежного тепла этой блаженной полудреме.
Положив безвольные руки ему на плечи, я прижалась к его лицу и неторопливо пробовала губами его сильные, нежные губы; то безвольно начинала покрывать поцелуями его грудь; то в полусне прижималась по-детски и осыпала сотнями невинных, прохладных, детских поцелуев его родные черты: долго-долго, часами, и не могла остановиться… Будто я была околдована и оказалась вместе с Ланом в колдовском мире, где все застыло, где я была настоящей спящей царевной, и даже принц не будил меня поцелуями, а погружал в медленно струящееся волшебство своими нежными ласковыми, такими родными руками. Где-то на краю сознания пульсировала отчаянная, испуганная, мучительная мысль, что все это временно, что сказочное царство — иллюзия, и Лан с легкостью оставит меня, как только натешится. И тогда чары развеются, как дым, оставив меня среди развалин моей все еще детской души — мысль, подсказанная всем прежним жестоким опытом.
Но сил противиться этим рукам, несущим чары, не было. Когда они скользили вниз, по стройным бедрам, гладили впадинки и ложбинки, нежно-нежно скользили вдоль тела вверх, уверенно ложились на груди, я только застывала и погружалась в сказочный мир все глубже, тянясь навстречу им, словно они сами помирились с моим телом… Это был мой мир, хоть на какое-то мгновение…