— А мы на что? — тихонько сказал, всовывая голову между настоятелем и мною, тэйвонту Лана.
— Отойди от Маэ, — дернувшись, сказал Лан. — Я сегодня на это очень плохо реагирую…
— Мы видели, — скромно ответствовали те.
Что только женщинам не приходит в голову в самые серьезные для страны моменты.
Будто мы не посреди бушующей толпы, я совершенно отключилась от происходящего и задала ему совсем не тот вопрос:
— Лан, что ты тогда сказал, уходя, своим тэйвонту, — вдруг неожиданно потребовала я, — в моей комнате, когда они вдруг успокоились? Требовала, все еще дрожа, совершенно не замечая несоответствия пустоты вопроса серьезности момента, будто у меня все сзади горело. — Ну, пожалуйста! — молила я как ребенок. — Мне это очень важно!
Он усмехнулся, и, крепко обняв и притянув меня к себе, громко сказал на ухо:
— Всего три слова…
Он замолчал, тяня…
Я напряглась…
— Это… Моя… Жена!
Я взорвалась… Я чуть не замолотила его по груди своими кулачками…
— А зачем же, зачем же ты сказал, что уезжаешь! Знал бы ты, что я пережила! Я же покончить с собой хотела, идиот ты этакий! — бесилась я.
Но Лану и горя было мало. Схватив в меня в охапку и запуская руки под одежду, он, все более и более неистово целуя, шепнул мне на ухо всего одну фразу, явно уже начиная терять контроль над собой.
— Ты упустила всего одно слово. Я сказал не "я", а "мы"! Не хочу тебя оставлять в этом гадючнике!
И все — "мы" поплыли… Прямо в зале… Среди всех, всего тарарама…
Бесстыжие до невозможности… Тэйвонту, окружавшие нас, когда мы почему-то оказались на полу, хладнокровно старались не глядеть на нас, не поворачивая головы назад и вперяя свои гордые орлиные взоры в зал, стоя к нам спиной сплошным кольцом… Но у них это не очень-то получалось.
Лан крутил, скользил по мне, ласкал меня с такой жадностью, силой, всезабытием, что казалось, мы оба совершенно обезумели. Боже, боже, что он со мной творил! Это было неистовство, ураган; еще немного, и он сломал бы мое хрупкое тело как тростинку, если б только я не была жестоко тренирована тэйвонту так же, как и он. Но тело мое было таким же железным, гибким, упругим, податливым. Я ничего этого даже не замечала, просто отвечая ему не менее неистово, ненасытно, жадно, чем он сам. Я просто задыхалась от жажды по его рукам, как заблудившийся в пустыне глотает потом воду…
— Нет, нет, что они делают! — услышала я шокированный и возмущенный тонкий голос дяди Лана. Которого на этот раз никто даже не допустил к нам. — Нет, вы только посмотрите на это! — визгливо кричал он где-то в стороне, обращаясь, по-моему, к моему отцу.
— Да? — рассеяно только и сказал отец. — Я не вижу, чтоб они предлагали что-то особо новенькое. Я даже сам знаю несколько штук похлеще…
…Я не помню, как я оказалась в своей девичьей постели. Может, ничего этого не было? Не было страданий, безумных мук, черного отчаяния, надежд?
А были только мы? На всем белом свете…
— Лан, это ты? — спросила я.
Эта ночь была нашей ночью. Но мне стыдно признаться, что ее половину я проплакала, уткнувшись ему в грудь. Я сама не замечала, это потом мне рассказывал Лан, как совершенно бессознательно снова и снова ложила свою шею на изгиб его бицепса, чтобы он мог сломать ее одним движением. Я словно специально провоцировала его. Но он только нежно целовал и ласкал ее снова и снова, и не мог утихомириться…
— Лан? Лан, Лан, Лан, Лан! — безумно шептала я, тыкаясь к нему в руки.
— Ты мавка? — зарывшись мне лицом в волосы, тихо спросил муж.
— Меня зовут Маэ, — тихо ответила я.
— Какое ласковое имя. В нем словно теплый ветер, — прошептал он одними губами, ласково обнимая меня и крепко-крепко прижимая к себе. И не сдержался. — Маэ, дурочка, как я тебя люблю! Боже, я был так счастлив, найдя вас живыми, что чуть не повредился умом…
Я счастливо вытянулась у него на руках, в струнку, замирая от сладкого ощущения нереальности события происходящего, и отчаянно боясь спугнуть эту тонкую птицу благоволения богов. Боже… Лан… Мне стало так хорошо, что и не говори…
— Маэ, любимая, жена моя, я так счастлив! — уткнувшись мне в волосы, прошептал муж. Любимый, верный, преданный…
Ниже в дневнике шла приписка чужим почерком: