Младшая тоже куда-то вышла, оставив меня одну.
Она тоже вышла!!!
С треском разлетелось окно.
Я безумствовала и открыто наслаждалась этим безумством, этим бешеным ветром, подставляя бешено хлещущим струям свое лицо!
…Но все же, наверное, остаток здравого смысла заставлял меня возвращаться к сегодняшнему дню. Не к этой бушующей, одуряющей, пьянящей меня смуте, которая затягивала меня, как маленькую девочку первое свидание, обещающее дюжину самых сладких предвкушений, а возвращаться к тому, как удрать отсюда, пока мне самой не сделали ноги… Сломав для страховки шею.
Она удрала, — скажут обо мне.
Тщетно кружила мыслью около — ничего не приходило в голову.
Надо было решать крайне быстро. Только вот чем решать? Чем решать не было…
Когда у тебя нет памяти, у тебя нет себя. Нет сознания. Я разрывалась на части… Одна, безумная, хотела просто наслаждаться, другая бешено пыталась давить мысль… Что делать, куда кидаться? Даже голова заболела от безуспешных усилий. В голову ничего не приходило, и от этого было дурно… Я пыталась упорно найти выход, упираясь в ощущение слабости ума и бессилия… Я закусила губы от своего бессилия… И все пыталась думать из последних сил… Я упорно сражалась и сражалась сама с собой, точно с тяжестью дурного сна при пробуждении…
Мне было хорошо, когда ураган ломал все, но надо было думать.
Я всегда ненавидела чувство бессилия и безумела от него, делая все возможное, чтоб победить… И сражалась теперь особо яростно со слабостью, заставляя себя качать сквозь сознание обстоятельства…
Я в монастыре, я в монастыре, я в монастыре… Меня хотят убить.
Но… Пока я напрягала свое сознание, я все так же тупо сидела, как глупая овца, не в силах подняться, и ждала, пока придут убийцы.
Сейчас они вернутся… И уже ничего не сделаешь…
Так протекли минуты, но я ничего не придумала… Да и голова, честно сказать, была какой-то тяжелой… Тяжелой для думания, легкой для безумства… Я рассмеялась в лицо ветру…
В конце концов…
Так уперто сидеть — это точно накличешь смерть… Иногда отход — это лучшее наступление, та же атака, если ты заманиваешь врага в ловушку… Вообще, отступление это мерзкое слово, я знаю только одно слово — атака! Всегда атака!
Когда ты уходишь, чтобы зайти в тыл, это все равно атака. Если ты не сломан, если ты полон решимости сражаться, то для тебя все будет — атака! Я хладнокровно переключила мозг, страшно хладнокровно, будто все вокруг и не грозило мне смертью… Злые могут подумать, что я просто не выдержала этой глухой и тягостной стены безумия и безмыслия… В общем, плюнула и решила отключиться, позволив себе хоть немножко удовольствия.
Но на самом деле после периода интенсивной мозговой атаки, долгой концентрации сознания на предмете, иногда полезно и переключиться. Дать поработать подсознанию. И тогда ответ придет неожиданно и в момент, когда ты не ожидаешь.
Так всегда бывает, если ты творец. Иногда нужно отпустить себя и дать волю чувству, чтоб чувство могло выявиться сквозь твой собственный ум. Когда ты вынашиваешь мышлением в подсознании мысль, ты первое время просто изучаешь, не получая результата, а именно засевая и напрягая сознание интенсивным, напряженным мышлением. В какой-то момент, если ты много творишь, если у тебя проблема, сознание само прикажет тебе переключиться…
Почему-то в этот момент пришло воспоминание. Но из самого раннего детства, словно выбитое откуда-то из памяти. Где я переживала сходное чувство. Я словно со стороны увидела израненного, обессиленного мужчину тэйвонту, который затравленно озирался назад, пробираясь по лесу. Он еле шел, цепляясь за деревья. Но стремился уйти как можно дальше. Как ни странно, я была маленькая, я была у него на груди — в специальной сеточке — тэйвонту, приставленные для воспитания и охраны знатных детей, в путешествиях носят их на груди как амулет, ибо тэйвонту это обычно воин от двух до двух с половиной метров в высоту и полтора метра в плечах. Ребенок висит в сбруе со свободными ручками и ножками, и видит все, что видит тэйвонту. Мало того — он участвует вместе с тэйвонту даже в боях, ибо громадному бойцу ребенок особо не мешает. Так, с полного постоянного наблюдения младенцев смерти и боев, начинается воспитание у тэйвонту. С младенчества приставляемые к какому-нибудь принцу как телохранители и воспитатели, тэйвонту выращивают его тоже как тэйвонту, разговаривают уже с маленьким, а он в сеточке, со свободными ручками и ножками висит и шевелит ими, наблюдая все окружающее. Тэйвонту — обязательно и мастер воспитатель, они умеют воспитывать из детей тэйвонту. Для громадного мастера тэйвонту ребенок не мешает даже в страшном бою — он действительно как амулет.