Переговоры оказались на мели. Мы не думали, что русские так оставят это дело. Мы зашли слишком далеко, к тому же для Кремля это был вопрос престижа.
Между тем, с германской стороны в Москве последовало заявление, которое, правда, не содержало ничего, кроме надежды на то, что права Германии по заключённым с Финляндией соглашениям по поставкам никеля будут соблюдаться. В заявлении было три пункта: 1) расчёты по поставкам в Германию рудничной продукции будут осуществляться на основе клиринга между Финляндией и Германией; 2) Германии должно быть обеспечено неограниченное временем право на получение 60 процентов рудничной продукции на основе соглашений между Финляндией и Германией; 3) необходимо обеспечить сохранение в силе финляндско-германских соглашений и соблюдение их на прежних условиях владельцем разрешения на работы. Германское заявление не означало оказания нам поддержки. В конце февраля советское правительство направило Германии ответ, некоторые пункты которого, по мнению Германии, не давали полной ясности, но, тем не менее, главная мысль сводилась к тому, что советское правительство готово провести преобразования в Печенге так, чтобы права Германии по заключённым с Финляндией соглашениям оставались в силе.
В начале марта 1941 года Молотов пригласил меня в Кремль. Прежде всего он передал мне копии приведенного выше заявления Германии и ответа на него советского правительства, «чтобы у вас было ясное представление об отношении Германии к нашему вопросу и чтобы вам не пришлось опираться на слухи». Одновременно он подчеркнул, что Советский Союз будет соблюдать заключённые с Германией соглашения о поставках. Он высказал сожаление, что Финляндия и Советский Союз так до сих пор и не вышли на решение проблемы никеля.
– Я: Вы прервали переговоры в совместном комитете. Председатель нашей делегации до сих пор в Москве.
– Молотов: Переговоры в совместном комитете прерваны, так как наши правительства должны решить вопросы, которые являются предпосылкой для его дальнейшей работы: исполнительный директор, раздел акций, члены правления и пятая часть персонала.
– Я: У меня не было иных указаний, кроме тех, которые я изложил Вышинскому, а именно – руководство компанией должно быть у нас, а остальные вопросы будут обсуждаться в совместном комитете. Мы сделали большие уступки, которые я перечислил. Теперь пришла очередь Советского Союза делать уступки.
– Молотов: Советский Союз сделал самую большую уступку, когда он два раза, в 1920 и 1940 годы проявил доброту и отдал Печенгу Финляндии.
Это он повторил пару раз. «Как Вы хорошо знаете, Советский Союз не обязан был делать это. В 1940 году Печенга была оккупирована советскими войсками, но мы передали её Финляндии, поскольку не хотели брать у Финляндии больше, чем было абсолютно необходимо. Финское правительство должно помнить, что это мы отдали ему Печенгу». Молотов выразил удивление, что финское правительство не соглашается урегулировать этот вопрос, а вот уже много месяцев затягивает его. Советский Союз потребовал пост исполнительного директора.
– Я: Почему Вы требуете место исполнительного директора?
– Молотов: Хотим быть уверены в надёжной работе комбината, к тому же у нас есть опытные специалисты.
– Я: Мы тоже хотим эффективной работы комбината, и у нас тоже достаточно опытных профессионалов. Поскольку комбинат находится на территории Финляндии, то совершенно естественно, если руководство в нём будет финским.
Последовал пространный разговор, в котором, в частности, затронули вопрос о председателе правления, которого русские предлагали избирать поочередно на два года. Молотов: «О председателе правления и о других делах можно говорить, но не об исполнительном директоре», – русские требовали это место себе. «Англичанам вы отдали всю концессию, а Советский Союз хочет лишь совместное общество. У англичан гораздо бо́льшие права, чем вы сейчас предлагаете Советскому Союзу». Молотов в срочном порядке хотел получить окончательный ответ правительства Финляндии и добавил: «Прошу Вас как знающего условия в нашей стране повлиять на то, чтобы вопрос был урегулирован». Обещал сообщить о нашем разговоре правительству и вернуться к обсуждаемой теме. Молотов вёл разговор вежливо, но твёрдо.
В информации об этой беседе в Хельсинки я подчеркнул ранее высказанное мною мнение, что, если Германия в силу собственной заинтересованности не будет оказывать нам достаточную поддержку, нам придётся искать компромисс, поскольку дальнейшее промедление может быть сопряжено со слишком серьёзным риском. Вопрос стал для Советского Союза делом чести и престижа. Выход уже на девятый месяц серьёзно раздражал Советский Союз и стал негативно влиять на наши отношения.