— Зачем? — спросили мы в голос с подругой.
— Затем, что после развода жизнь не кончается, а только начинается. Я вот у Макара вашего кольца обручального не заметила, а ведь он чертовски хорош. Да и, Мариша говорила, что генеральный ваш тоже вроде как разведен, а ты ведь целыми днями рядом с ним, вот и потренируйся на нем в стрелянии глазками. А для этого очень хорошо поднимает самооценку красивое нижнее белье. Я помню, была у тебя красивая блузочка цвета красного вина, если под нее надеть красный кружевной комплект, и чулочки. Поверь мне, старой опытной женщине, ты будешь чувствовать себя богиней, ну, в крайнем случае, королевой, даже если никто из окружающих не будет знать о твоем маленьком секрете.
— Мааааама, — засмеялась я, — да ты старая совратительница. Это так ты папу приворожила?
— Да, я на танцы так оделась. Правда, на мне была широкая юбка почти до щиколоток. Но я-то знала, что под ней, — улыбнулась воспоминаниям мамуля.
И мы прокрались тихонько в зал, где разобрали Оленькин чемодан, и подобрали наряд для нее, да и для меня тоже. Вспомнив взгляд и предупреждение Макара, я подумала, что всё же стоит его послушаться, и показать ребенка специалистам. Поэтому приготовила одежду и для дочери.
17
Макар.
К дому Марины я подъехал за час до назначенного времени. Мне надо было успокоиться и собраться с мыслями. Ночью я не спал ни минуты, сперва встретил родителей Оли, отвез их в гостиницу, потом мы втроем: Алексей Григорьевич, Серега и я, совещались, как лучше поступить, чтобы Оля не пострадала при разводе, ни морально, ни материально. Потом вспоминал худенькую девочку, и как Марина обнимала ее. Хотел бы я, чтобы позже она также любила нашу общую дочь. Сколько лет Сашке? Годика три, наверное, она еще не все буквы выговаривает, смешная такая малявка. Как там Марина назвала ее, Шнурок? Ей подходит, худенькая, и вертлявая.
Раньше, думая о Марине, я не мог сдержать возбуждения, сейчас же меня затопила какая-то щемящая в груди нежность. Раньше мои воспоминания всегда заканчивались под тугими струями в душевой кабинке. Зажав член, я закрывал глаза и представлял мою девочку. Мне хватало пары минут, ведь мои яйца поджимались каждый раз, когда я думал о ней. У меня были другие женщины, но я забывал их имена, их лица, сразу, как только опустошал яйца. Они ничего для меня не значили, очередная резиновая кукла, которая своими ногами уходит из постели.
Приоткрыв окно, я закурил, глядя на двери подъезда, и часы на руке. Я начал курить, когда узнал, что одна из разбившихся в ДТП садисток была беременна. Прав ли я был, решая их судьбу таким кардинальным способом? Наверное, нет. Повредив тормоза в машине, я не надеялся на смертельный исход аварии. Но они любили погонять, и тогда они разогнались почти до ста шестидесяти километров в час, у них не было шансов. Я считал их лесбиянками, никто не видел ни одну из них с мужчиной, кроме той самой ночи. Срок, кстати, совпадал.
Дверь подъезда открылась, я сразу же выкинул сигарету, и вышел из машины, чтобы помочь Марине усадить ребёнка в детское кресло, которое специально купил сегодня утром. Марина несла Сашу на руках, я подбежал, перехватил малышку, несмотря на худобу, довольно тяжеленькую во всей этой зимней одежде. Марина села рядом с дочерью, Оля пристроилась на переднем сидении, и была не такая как всегда. Посмотрев на нее внимательнее, я увидел, что губы ее накрашены темно-вишневой матовой помадой, а не как обычно, розовым блеском. На щеках играл румянец смущения, глаза подведены черным. Заметив мое внимание, Оля полезла в сумку: