Эта переходная формула с уступкой обывательскому чувству возмездия – са мая сейчас распространенная среди политиков улицы. Особенно показательную речь слышал я, отставши от других, один, на Дворцовой площади.
Тут уже юноша в военной форме призывал к братанию с немцами и горячо защищал немецких социев от обвинения в убежденном служении империалистической политике. Быть может, во всем этом много слишком большой доверчивости и простоты. Зато омерзительны все выпады буржуев разных толков. Омерзителен самый тон этих выпадов, напоминающий ярость балованных собачонок, хватающих за икры гостей. Гнуснейший огонек паники в глазах, пена бешенства у рта, и при этом, разумеется, всякие громкие фразы и непременно призывы к расправе. Всего отвратительнее были речи какой-то старухи-лавочницы в шерстяном платье и бархатном пальто в группе, столпившейся у Адмиралтейства. Тут уж прямо слова вроде: «Таких людей (намекая на оттесненного с напором оппонента-рабочего) надо прямо уничтожать». Увы, я остаюсь во всех подобных случаях нем. На Марсовом поле попробовал было поддержать рабочего от довольно лукавых инсинуаций какого-то почтенного вида интеллигента (нечто вроде чиновника банка), но сразу же замолк просто потому, что мне кажется, будто мой «ультрабуржуазный» вид и разговор должны вызывать скорее гадкое впечатление. Да и теряешься сразу вследствие отсутствия памяти на точные ссылки и факты, которыми теперь только и принято козырять. Впрочем, все это не имеет большого значения, ибо в воздухе чувствуется, что дело мира продвигается гигантскими шагами (ему же в сильной степени должны послужить вышедшие сегодня статьи «Новой жизни»[136]). Ничего подобного тому, что сейчас «пущено в оборот», не было бы мыслимо хотя бы в день погребения жертв революции. Прислоненные к Павловским казармам, стоят ряд знамен с надписями: «Мир без аннексий», «Необходимо союзников убедить примкнуть к нашей декларации», «Довольно крови», «Международное братство». Около этих знамен прапорщик очень бонмезонистого вида держал речи в пользу отмененной смертной казни. Но, с другой стороны, близится и кризис. Буржуазия в панике перед социализмом, так просто не уступит и способна в своем упорстве навязать войну до полного изнеможения всех. Все это, во всяком случае, до того интересно, что просто нет сил серьезно относиться к нашим художественным делам.
<…>
Пока ходили гулять, пропала наша красавица кошка. <…>
2 мая (19 апреля). Среда. Коке сегодня 16 лет. Утром снова писал «Весну» и «Осень». Прошел их тонами и белилами.
<…>
За обедом были Стип и Попов. Шоколад от Балле, принесенный первым (то есть Яремичем), стал черт-те знает какой дрянью. Кока и Саша катались днем на велосипедах наемных по Марсову полю. <…>
Холодный, но ясный день. Кошка нашлась в дровяном сарае <…>. Леля и Борис Петрович123 принялись шить сапоги и очень увлекаются.
3 мая (20 апреля). Четверг. Утром продолжил делать подмалевок «Весны» и «Осени» (для панно Казанского вокзала). <…> Чехонин124 <…> рассказывал, что вчера Савинков125 был у Керенского и что тот очень пессимистически настроен: «Все равно-де России погибать! Не один немец, так немец и англичанин, поделив, сделают из нас свою колонию». <…>
136
Издание меньшевиков-интернационалистов начало выходить в апреле 1917 г., в его редакцию входил М. Горький. Закрыто большевиками через год.