Карла Маркса русский бунтовщик увидел впервые в 1844 году в Париже и, как многие, сразу попал под магнетическое влияние этого незаурядного человека. Иначе и быть не могло — эрудит, логик, отчаянный спорщик, прекрасный знаток экономических учений, в которых, признавался позднее Бакунин, он мало тогда разбирался. Просто фанатичная убеждённость его, тогда ещё двадцатишестилетнего молодого человека, в правоте своих идей не могла не вызывать уважения. Но со временем, приглядевшись к Марксу, он пришёл к выводу, что Господь, так щедро дав ему многие таланты, явно сэкономил на душевных качествах. Будущий вождь мирового пролетариата, где бы ни появлялся, тотчас начинал интриговать, был склочен и болезненно самолюбив. И, неспешно разобравшись в его теоретических изысканиях, найдя изъяны, Бакунин стал публично подвергать их сомнению, отстаивая собственные взгляды на перспективы революционного развития в России. На мятежном дворянине матушка природа тоже не отдохнула — хорошо образованный теоретик анархизма, знавший основные европейские языки, он всю жизнь оставался классическим русским националистом. Маркс, рано почувствовавший себя классиком, и не без основания, болезненно переживал критику красноречивого и яростного борца с самодержавием. Однажды, в пылу полемики, за кружкой хорошего немецкого пива, он имел неосторожность весьма оскорбительно отозваться о русских, за что и пострадал. Бакунин незамедлительно устроил ему основательную трёпку и вышвырнул из облюбованного для дискуссий трактира. Любезного друга Ф. Энгельса, который постоянно выручал того из различных передряг, на сей раз, рядом не оказалось. И хорошо, иначе бы досталось обоим. Неистовый дворянин, по свидетельству современников, обладал недюжинной физической мощью, и порой этот фактор, под воздействием горячительных напитков, был решающим. Как показала жизнь, часто в принципиальных спорах будущие классики и не ставшие таковыми были вынуждены считаться не столь с силой аргумента, сколь с аргументом силы.
Не простив обиды, Маркс и неразлучный с ним Энгельс стали распространять повсюду слухи о связях Бакунина с царской охранкой, желая его дискредитировать и сделать изгоем в среде русских революционеров. В эту чушь никто, разумеется, не поверил, и возмущение поведением знаменитого «тандема» было всеобщим. Негодованию же Бакунина, человека чести и долга, не было предела. С той поры основоположники марксизма избегали посещать общественные места, если их противник находился где-то рядом, и вся их нешуточная полемика по вопросам теории и практики революционного движения переместилась на страницы газет и журналов. Это было настоящее пиршество интеллекта, злой иронии, замешенной на оскорблённом самолюбии и достоинстве. В выражениях властители дум не стеснялись. Полагаю, что хорошо известная по остроте «полемичность» В. И. Ленина порождена не только бескомпромиссной политической борьбой и прямо-таки южным темпераментом лидера большевиков. Он в оригинале штудировал опубликованные труды и публицистическое наследие классиков, и ему нравился их литературный стиль. Жаль, что не всё тогда было доступно, иначе, прочитав ранние философские работы Маркса, обратил бы внимание на его предупреждение об опасных последствиях преждевременного обобществления капиталистической собственности. Прошу читателя извинить меня за вольное отступление от темы. Увлёкся. Нельзя же к волнующим нас проблемам относиться слишком серьёзно и писать о них флегматично и суконным языком. С ума от безысходности можно сойти. Все великие теории создавались людьми дерзновенными, страстными, ошибающимися. Помните, у того же К. Маркса: «ничто человеческое мне не чуждо». Поразительно, он не лукавил. Поэтому его идеи, наполненные энергией жизни, увлекали массы. Они и до сих пор вызывают у нас, не потерявших способности думать, желание понять и поспорить.
Возвращаясь снова к «Капиталу» и не прощая порой нескрываемого русофобства автору, вынужден защитить его от навета. Он был великим учёным и не мог себе позволить писать о том, чего не знал или не мог знать. Капитализм неожиданно проявил удивительную жизнестойкость и в XX веке начал эволюционировать, тем самым на неопределённое время продлил свой исторический срок. В том есть и «вина» СССР с его социалистическим способом производства и новым общественным укладом. Конфликт с советской цивилизацией заставил правящий класс западных стран изменить социальную политику. Иначе заручиться поддержкой «низов» в защите ценностей общества потребления в эпоху «мирного» соревнования двух систем было бы невозможно. Реальная угроза народного бунта оказывает порой просветляющее воздействие на умы политиков, понуждая их искать социальный компромисс: увы, но только не российских.