Неисчерпаемые возможности в использовании низкооплачиваемого и бесплатного труда были большим соблазном и для государства. В такой экономике с неизбежностью усиливалась роль административных внеэкономических методов принуждения людей к труду. Неслучайно со второй половины XIX века, в период становления капитализма в России, и до 1917 года на фабриках были невыносимые условия труда, и, разумеется, царская власть не брезговала каторжными работами. Исключительно для монархистов и либеральной интеллигенции, проливших столько слёз об утраченной счастливой и сытой жизни при царе-батюшке, считаю возможным привести свидетельство человека, мнение которого сложно поставить под сомнение. «Взглянешь на фабрику, где-нибудь в захолустье. И тихо и смирно, но если взглянуть вовнутрь, какое непроходимое невежество хозяев, тупой эгоизм, какое безнадёжное состояние рабочих, дрязги, водка, вши». И далее: «Фабрика. 1000 рабочих. Ночь. Сторож бьёт в доску. Масса труда. Масса страданий — и всё это для ничтожества, владеющего фабрикой». Не правда ли, мрачная картина, полная безысходность. Полагаю, у Антона Павловича Чехова не было оснований заниматься очернительством. Политикой не баловался, социальные заказы от всевозможных революционеров не получал. Не принято было в его кругу.
В Советском Союзе, признаемся, фантазии прибавилось — трудовые армии имени тов. Троцкого, недоброй памяти ГУЛАГ, в 50—80-е годы — советская армия и всесоюзные ударные комсомольские стройки. Увы, говоря словами неистового Дантона, это правда, горькая правда! В краткосрочной перспективе, когда ручной труд был ещё приемлем, уменьшение затрат на подготовку и оплату труда и усиление эксплуатации трудящихся давали больший результат, чем долговременные вложения в технологии. Тем не менее, никакие исторические особенности советского периода, связанные с ликвидацией разрухи после гражданской войны, индустриализацией, перенапряжением сил народа во имя победы в годы Великой Отечественной войны и послевоенных пятилеток, не оправдывают политики, проводившейся многие годы правительством социалистического государства уже в иное время. Многое становится понятным, если поставить перед собой задачу понять её истинные причины. Нужно честно признать, что в первые годы советской власти по-другому не умели, да и не хотели.
Другая причина тоже понятна — мужественное преодоление трудностей, жертвенное служение коммунистической идее было неотъемлемой частью официальной идеологии. Страдания, пережитые отцами в годы лихолетья Гражданской и Великой Отечественной войн, оправдывали, по мнению руководителей страны, высокую цену, которую приходилось платить новым поколениям в настоящем. Героизм, способность к самопожертвованию становились примером для подражания молодёжи, входящей в жизнь. Они предрекали блестящее будущее детям и внукам и, что очень важно, величие Державе. Нужно совсем не иметь мозгов, чтобы не признавать очевидный факт — патриотизм, как метод воспитания в СССР, эффективно работал пять десятилетий. Ирония и уж тем более сарказм современных вождей российской «демократии» в этой связи просто неуместны. Другое дело, нельзя же было вечно злоупотреблять максимализмом юношества, его романтическим восприятием мира. Мальчики имеют свойство быстро взрослеть и начинают другими глазами смотреть на окружающую действительность. Они начинают понимать, что старшие товарищи довольно бесцеремонно использовали их энтузиазм, «души прекрасные порывы», прикрывая зачастую самоотверженностью молодых собственный непрофессионализм в управлении экономикой страны. И даже когда в Советском Союзе уже могли себе позволить работать по-другому, всесильная и донельзя обленившаяся номенклатура, безразличная по отношению к истинным интересам народа, не спешила расстаться со сложившимися идеологическими и управленческими стереотипами. Инерционность мышления способна обесценить любые знания, опыт и деформировать волю не только конкретного человека, но и всей политической системы. Яркое тому свидетельство — строительство БАМа в 80-е годы прошлого века, где снова был искусственно востребован героизм советской молодёжи. Как вдохновенно и красиво трудились ребята, уверенные в том, что, раздвигая своими руками тайгу и проходя мостами и тоннелями реки и скалы, они прорубают для себя и любимой страны дорогу в будущее. Я имел честь знать этих замечательных парней и девчонок и видел результаты их труда! Комсомол тогда в который раз доказал всем своё право на моральное и политическое лидерство, и не только среди молодёжи. Смею заверить нынешних краснобаев, охотно принимающих любые предложения власти по «упорядочиванию» процедуры выборов, имитаторы в комсомольских лидерах долго не задерживались. Делом нужно было доказывать своё право быть руководителем, и спрос зачастую был более жёстким, чем на партийном бюро. Не ведали мы в те годы, что эта великая стройка будет лебединой песнью легендарной организации и последним в экономике отчаянным рывком социалистического государства уйти от гибели. Не ушли. Новой же власти такой мощный и авторитетный союз молодёжи был не нужен, более того, он был для неё опасен своими корнями, проросшими сквозь все поколения советских людей. Б. Ельцин и его окружение, где обитало немало перебежчиков из бывших «наших», прекрасно это понимали.