— Ты думаешь, я не знаю, когда проходит действие моих уколов? — ухмыльнулся он. — Давай.
Глава 12
Риен
— Ты ужасная лгунья, — заметил я, терпеливо ожидая в шкафу, пока она встанет. — Вот почему ты никогда не делала этого, будучи актрисой?
— Я работаю по системе Станиславского, — ответила я. — Я не должна лгать.
Она разгладила платье на бедрах. Мне же хотелось швырнуть ее обратно на диван, погружая в нее пальцы и заставляя кричать. Новый вид пыток — так забавен. Но нет, не сейчас.
— Что за система? — поинтересовался я, пытаясь отбросить мысли о ее кремовой коже и форме икр.
— Никогда не слышал об этом? Так снималась Мэрилин Монро. Становление самим персонажем, а не притворство им.
— В чем разница?
Она открыла было рот, чтобы ответить, полные розовые губы дернулись. Но вдруг она увидела открытую дверь и то, что было за ее пределами. Ужас промелькнул на ее лице.
— Не знаю, хочу ли я туда идти, — произнесла она. — Что ты собираешься делать?
— Увидишь, — сказал я. — Не беспокойся. Я не хочу причинять тебе боль.
— Я не хочу смотреть на него.
Ее голос ослаб. Не знаю, чего я хотел больше: спустить ей пощечину или успокоить. Уверен, она перевирала, но я не слишком возражал. Не то, чтобы легко выковыривать из нее ложь. Просто то, как она себя вела, как держала спину, навело меня на мысль, что она стала сильнее, чем тогда, когда только появилась тут. Так что я просто ждал, пока она шагнет вперед. Тогда я нажал кнопку на боковой стороне медицинского кабинета и книжный шкаф захлопнулся.
— Так, какая разница? — снова спросил я. Она глянула вперед, на операционный стол, стоящий посреди комнаты.
— Обычная игра актеров заключается в притворстве. Ты носишь маски, — ее голос был мягким, слова лились практически автоматически.
— А что делаешь ты?
— С методом Станиславского ты не притворяешься. А вживаешься. Если тот, кого ты играешь зол — значит, и ты зол, — ее челюсти сжались, и я увидел, что что-то в ней переменилось, становясь жестче.
— Мейснер называл это «правдивым существованием при воображаемых обстоятельствах», — ответила она, все еще спокойно стоя.
— Тогда давай представим, что это — стадия, — сказал я. Затем положил руку ей на локоть, отчего она дернулась и сделала шаг вперед. — Стадия хирурга, как бы они это назвали. В операционной.
— Ты не оперируешь, — прошептала она. — Ты убиваешь.
— Это не имеет значения. Сейчас мы оба здесь, правдивое существование. Разве нет?
Ее глаза вспыхнули по-другому. Что-то беспокоило ее.
— Тогда, пошли, — уговаривал я, обхватив ее локоть. Она позволила вести себя.
Она семенила медленно, неловко. Могу сказать, что инъекция все еще сковывала её движения. Но поводов для волнения не было. В течение ночи с ней все станет нормально, хотя небольшая боль завтра вполне возможна. Пройдя через операционную, мы вошли в приемную, где я отпустил ее в уборную, ожидая, пока она выйдет, возле открытых дверей. После взяв ее под руку, я подвел ее к Мистеру Стидхиллу. Благодаря нитрату серебра его лицо было в достаточной степени покрыто струпьями, когда она его увидела. Но все же не отвернулась.
Хороший знак.
— Подожди здесь, — произнес я.
Затем вернулся к своим медицинским ящичкам. Из первого извлек скальпель и черный перманентный маркер. Когда я обернулся, ее глаза были сфокусированы на лезвии. Она отшагнула назад, в то время как ее глаза расширились. Я же прошел на другую сторону операционного стола. Мистер Стидхилл застонал под кляпом.
Стянув колпачок с маркера, я подозвал ее ближе. Она подошла. Ее дыхание было рваным.
— Существует множество способов убийства, — произнес я, опуская простынь на груди Мистера Стидхилла. Мелкие клочки тонких темных волос украшали его кожу. Толстым маркером я нарисовал на его груди круг.
— Здесь располагается сердце, — проинструктировал я. — Грудина прикрывает большую его часть, и даже если тебе удастся преодолеть ее, тебе придется разрезать перикард. А это тяжело, — я пометил сердце крестиком.
— Но тут, — продолжал я, ведя линию по его шее. — Стоит резать, если ищешь яремную вену. Быстрая смерть. Тридцать секунд и конец. Ты заливаешься кровью быстро, очень быстро. Будто голову отрезали. Так гораздо проще. Но не многие насыщаются подобным, — я подумал о Гейбе. — Хотя так легче всего.