– Он видел ее всего раз, – возражает Лейлани. – Дэвид, почему ты соврал?
– Ты спрашиваешь, почему я не согласен с тем, что моя дочь опасна? Потому что она не опасна.
Я качаю головой.
– Она не опасна, Че. Да, ей сложно общаться с людьми. Так было всегда. Да, она говорит неуместные вещи. Крайне неуместные. Она учится различать, что можно делать, а что нельзя, и довольно плохо контролирует свои импульсивные желания. Да, ей нравится тебя дразнить, Че. С младшими сестрами такое часто бывает.
Неужели Джин и Лизимайя на это купятся?
– Как вы знаете, в детстве у нее диагностировали нарушения развития, – продолжает Дэвид, глядя на своих лучших друзей. – Но она делает успехи. Бог мой, видели бы вы ее три года назад! Роза с огромным трудом заводила друзей. А теперь у нее две подруги. Они с Апиньей до сих пор общаются. Поэтому, что бы там ни случилось с морской свинкой…
– Я не…
– Дай мне закончить, Роза, – говорит Дэвид; Роза выпячивает нижнюю губу. – Они до сих пор дружат.
Я думал, Дэвид согласен с тем, что Роза опасна. Разве он сам так не говорил?
– Роза не обычный ребенок, – заявляет Лейлани.
– Согласен. Роза не совсем обычная. В математике она опережает своих сверстников лет на пять, не меньше. В шахматах разница бросается в глаза еще сильнее. В плане общения она отстает на пару лет. Очевидно, эти вещи взаимосвязаны. Я не согласен с твоим диагнозом. – Он бросает на меня строгий взгляд. – Ни один из врачей, наблюдавших ее, ни о чем подобном не говорил. А их было немало. Я знаю, Че хочет стать врачом, но он еще не врач.
Я чувствую, что у меня горят щеки.
– Никто никогда не обследовал ее на предмет того, есть ли у нее антисоциальное расстройство личности.
Лейлани изумленно смотрит на меня.
– Дэвид, почему ты ни о чем не рассказал моим родителям? Тебе не кажется, что надо было предупредить их, что Роза не совсем обычная, прежде чем разрешать ей общаться с двойняшками?
Взрослые начинают говорить одновременно, но Лизимайе удается всех перебить:
– Они нам рассказывали, Лейлани. Мы уже очень давно знаем про Розу.
– Тогда почему вы ничего не сказали нам?
– Мы не хотели, чтобы у вас сложилось о ней неверное представление, – говорит Лизимайя. – Розе и без того непросто заводить друзей. Наверное, мы были неправы.
– Сеймон перестала разговаривать с Майей, потому что Роза ее заставила…
– Нет, меня никто не заставлял, – перебивает Сеймон. – Лей-Лей, ты так говоришь, будто я младенец. Я не младенец. Майя знает, почему я с ней не разговариваю.
– Можешь сказать нам почему? – осторожно спрашивает Джин.
– Потому что Майя сказала, что Роза – злой робот.
– Это правда, Майя?
Майя кивает. Джин фыркает, но ему удается не рассмеяться. Всем остальным не смешно.
– Я хочу, чтобы вы снова разговаривали друг с другом, – объявляет Лизимайя. – Вы можете мне пообещать? Майя?
Майя снова кивает.
– Сеймон?
– Только если она перестанет плохо относиться к Розе.
– А как быть с тем, что Роза плохо относится ко мне? – Это первая Майина фраза с начала разговора.
– Роза, – начинает Дэвид, опережая всех остальных, – ты не будешь плохо относиться к Майе?
– Я не…
– Роза?
Роза кивает.
– Обещаешь?
– Обещаю. – Роза тянет слово «обещаю» на долю секунды дольше, чем нужно, и в нем почти слышится нотка сарказма.
– Ты перестанешь дразнить брата? – Дэвид указывает на мой телефон. – То, что ты сказала, совсем не смешно. Никогда не шути насчет смерти.
Роза выглядит расстроенной.
– Я ничего такого не имела в виду. Я не думала, что Че всерьез воспримет мои слова.
– Сеймон, ты будешь разговаривать со своей сестрой? – спрашивает Лизимайя.
– Обещаю, – говорит Сеймон, точно копируя Розу.
Семья возвращается домой. Я не могу назвать родителей и Розу моей семьей. Кажется, что они не имеют ко мне никакого отношения. И все же это не так. Во мне есть их черты: волосы и нос у меня от Дэвида, глаза – от Салли. Но сейчас мне кажется, что больше нас ничего не связывает.
Роза слегка улыбается. Она явно считает, что сегодня одержала победу. Она права. Так и есть.
– Ты сказал, что веришь мне, – говорю я Дэвиду. Мы отошли от дома Макбранайтов всего на полквартала, но я больше не могу сдерживаться.
– Я тебе верю, – отвечает он. – Но кроме того, я сказал, что мне нужно сохранить нашу семью.
– Как ты мог? – оборачивается ко мне Салли. У нее на лбу пульсирует жилка. – Как ты мог говорить такое о собственной сестре? Как ты мог записывать ваши с ней разговоры?