Лейлани и Майя мне верят. Раньше у меня была только Джорджи. Я никогда не мог заставить себя рассказать ей, как мне страшно оттого, что Роза занимает почти каждый миг моей жизни. После того как у меня появилась возможность говорить о Розе с Лейлани, все изменилось. Я чувствую себя так, словно годами дышал одним легким, а теперь вдруг дышу обоими.
2. Я уже дрался на ринге. Я боксирую в тысячу раз лучше, чем до того, как впервые попал на спарринг. Родокам это не нравится. Но они меня не останавливают.
3. У меня есть девушка. Соджорнер для меня всё. Я вижу ее не так часто, как мне бы хотелось, то есть не каждую минуту. У нее две работы, бокс, она ведет занятия в воскресной школе. Если бы я не ходил в спортзал, мы бы виделись всего пару раз в неделю.
4. Я не хочу домой, в Сидней. Мне начинает казаться, что мой дом здесь.
Все дело в Соджорнер, Лейлани, Майе, даже в Олли и Джейми. Но Соджорнер – мое счастье. Она для меня больше чем всё. Она входит в спортзал – волосы убраны назад, на плече сумка, – и сердце едва не выскакивает у меня из груди. Я улыбаюсь, встаю, притягиваю ее к себе. Ее сумка валится на пол. Мы целуемся.
– Вы тут не одни! – бухтит Тупорылый, но мы не обращаем на него внимания.
Соджорнер снова целует меня и исчезает в раздевалке. Не переставая улыбаться, я пишу Джорджи: «Пора на спарринг. Твой проект выглядит просто замечательно».
По пути домой мы покупаем пиццу. Теперь это наш ритуал. Соджорнер платит. Она знает, что у моих родоков, как они это называют, «проблемы с наличностью» и что я не хочу слишком часто использовать дедулину кредитку, хотя он мне и разрешил. Не хочу давать ему лишний повод писать Дэвиду: «Я же тебя предупреждал». Дедуля большой любитель этого дела.
Обычно я провожаю Соджорнер до дому и иду к себе, но сегодня все иначе. Сегодня ее мамы на какой‐то церковной конференции в Чарльстоне, в Южной Каролине. До утра в их крошечной квартирке не будет никого, кроме нас с Соджорнер. Потом мне придется вернуться домой и впервые за две недели встретиться с Розой. Я хотел бы, чтобы мам Соджорнер не было неделю, а еще лучше месяц, чтобы я мог отложить встречу с Розой на подольше. Когда я с Соджорнер, я совершенно не думаю о Розе.
Я не думаю о Розе, когда мы, срывая друг с друга одежду, вваливаемся в комнату Соджорнер и, сплетясь, падаем на ее кровать.
Мы проспали. Я просыпаюсь и вижу на экране телефона миллион пропущенных звонков и срочных сообщений, а Соджорнер в это время жутко матерится единственным доступным ей способом, то есть беспрерывно бормочет то «о нет, только не это», то «ой-ой-ой-ой-ой». Она опаздывает на занятия по самообороне, которые будет вести все каникулы.
«Можешь с утра присмотреть за Розой и двойняшками? Их нужно отвезти на теннис». Сюзетта, няня Макбранайтов, больна. Лейлани занята своим сайтом. Макбранайты только вечером вернутся из Токио, а родоки весь день на встречах. Остаюсь только я, потому что у домашней прислуги Макбранайтов есть дела поважнее, чем присматривать за детьми.
Майя встречает меня у двери в дом.
– Они тоже идут на теннис.
На Майе белая футболка, шорты и шлепанцы. Надо полагать, кроссовки – в ее гигантской сумке, которая стоит возле входной двери.
– Роза не играет в теннис. – Насколько мне известно, она в жизни не держала в руках теннисную ракетку.
– И Сеймон тоже. Но теперь они будут ходить в мою теннисную школу, на занятия для начинающих.
Через неделю Майя едет в теннисный лагерь во Флориде. Все делают вид, что не замечают, что такое летнее расписание дает Майе возможность провести как можно больше времени вдали от Сеймон и Розы.
– Сеймон никогда не любила теннис. Она говорила, что теннис – глупое занятие. Но это неправда.
Я киваю, хотя у меня нет никакого мнения на этот счет. Если не считать бокса, я совершенно не разбираюсь в спорте.
– Это все Розины проделки, – говорит Майя. – Знаешь, что она сказала? «Богатые играют в теннис». Тогда Сеймон сказала: «Я богатая», а Роза сказала: «Я стану богатой».
Я искренне надеюсь, что этого никогда не произойдет.
– Она ужасна.
Мы садимся на диван подальше от входной двери.
– Где они?
Майя смотрит вверх, на галерею, где находятся комнаты девочек.
– Сколько у нас времени до твоего занятия? – Я откидываюсь на спинку дивана, смотрю вверх, на голубое небо, белые облака и невероятные очертания манхэттенских небоскребов. Мне не хочется читать бесконечные сообщения, которые я получил за утро. Я думаю о прошлой ночи, о Соджорнер.