– Она продолжает утверждать, что это сделал ты. – Салли не поднимает головы. – И Сеймон тоже.
– Но ведь ты им не веришь?
– Конечно, нет.
Мне было бы гораздо проще ей поверить, если бы она хоть раз посмотрела на меня. Салли рассматривает свои руки, крутит вокруг пальца обручальное кольцо.
– Я бы никогда не толкнул Майю. Мне нравилась Майя! Лейлани – моя лучшая подруга в Нью-Йорке. Зачем мне убивать ее сестру?
– Я не думаю, что это ты убил ее, Че. – Салли продолжает крутить кольцо.
Не похоже, что она мне верит.
– Тогда почему ты на меня не смотришь?
– Я устала, Че. Я совершенно опустошена.
– Это сделала Роза. Ты знаешь, какая она. У вас когда‐нибудь возникало желание отвести к специалистам меня? Вы всегда водили только Розу. И сейчас это тоже сделала Роза.
Салли смотрит на меня. У нее красные глаза, кожа под ними кажется обвисшей. Она протягивает руку, касается моей щеки.
– Да. Роза врет, а ты говоришь правду. Мы это знаем. Это наша семья. Я удерживаю всех нас вместе, а Дэвид у нас буйный.
– Мама? – Я совершенно не понимаю, что она говорит.
– Ты никогда в жизни не называл меня мамой.
Входит Айлин. Она говорит, что все мы – я, Роза и Сеймон – пройдем обследование у психиатра.
– Так всегда делают? – спрашиваю я.
Айлин качает головой.
– Еще они хотят провести тебе сканирование мозга. Этого точно обычно не делают. Об этом просит адвокат Макбранайтов. Они же покроют все расходы.
– Они хотят просканировать мне мозг? А Розе?
– И Розе тоже, – говорит Айлин. – И Сеймон.
– Зачем? – спрашиваю я. Может, до них наконец дошло то, что мы говорили им о Розе. Они хотят проверить, действительно ли она такая, какой ее считаем мы с Лейлани.
– Они не объяснили зачем. Ты не обязан соглашаться. Салли о чем‐то спрашивает у Айлин, но я не слышу, потому что пытаюсь не рассмеяться. Розе отсканируют мозг.
– Прекрасно, – говорю я. – Что за сканирование? МРТ?
Айлин смотрит в свой блокнот, переворачивает пару страниц.
– Да. Это будет МРТ. Ты можешь не делать этого, если не хочешь, – повторяет она. – Это крайне необычный запрос. Он может все усложнить.
– Я согласен на сканирование. – Я хочу увидеть, как различается морфология моего и Розиного мозга. Хочу увидеть, что именно делает Розу такой, какая она есть. – Все увидят, что Роза не нормальная.
– Не хочу тебя обнадеживать, – говорит Айлин. – Результаты подобных тестов часто бывают неубедительными и противоречивыми.
– Роза тоже согласилась, Че, – замечает Салли, глядя мне прямо в глаза. – Она не боится сканирования. Ты одержим, Че. А она тебя обожает.
– И при этом утверждает, что я толкнул Майю?
– Она пытается понять почему.
– Мне казалось, ты сказала, что веришь мне.
– Я тебе верю, – говорит Салли. – Ты очень убедителен. Ты всегда умел расположить к себе людей.
– Что? О чем ты говоришь?
Она подносит ладони к глазам. Я почти уверен, что она плачет.
– Ты слишком похож на Дэвида, – бормочет она.
– На Дэвида? – повторяю я.
Салли встает.
– Я люблю тебя, Че. – Она, утирая глаза, идет к двери.
Я не могу сказать ни слова. Она выходит из комнаты. Я смотрю ей вслед.
– Мне очень жаль, – говорит Айлин. Интересно, поняла ли она хоть что‐то из того, что сейчас было сказано. Интересно, понял ли хоть что‐то я сам.
Меня отпускают домой. Айлин напоминает, что полицейские хотят, чтобы мы не покидали город, и что в суд никто не подает. Мы уже слышали это несколько раз. Она даст нам знать, когда назначат дату сканирования и беседы с психиатром. Интересно, сколько времени все это займет и что будет с Розой, когда они поймут, какая она.
Салли идет домой вместе со мной. Точнее, рядом со мной. Солнце еще не село. Я не знаю, который час, и не хочу спрашивать, но наверняка уже поздно. Тени длинные, в ресторанах полно народу.
– Мне жаль, – говорит Салли.
Она не смотрит на меня. Она смотрит на заплеванный жвачкой тротуар. Я ничего не отвечаю. Когда мы вернемся домой, я напишу Соджорнер с планшета. Я никогда и никого не хотел видеть так сильно, как сейчас хочу увидеть ее.
– Ты заметил, как плохо пахнет этот город? – спрашивает Салли. – Куда хуже, чем Бангкок.
– Это вряд ли, – замечаю я. – Тут нет дуриана.
Она продолжает говорить, словно я не проронил ни слова:
– От жары асфальт плавится и воняет всем, что на него когда‐либо попадало, – мочой, блевотиной, протухшей едой.
Я не знаю, что сказать. Я чувствую только запах благовоний из секонд-хенда, мимо которого мы идем. Салли ускоряет шаг, но мне все равно кажется, что мы идем слишком медленно. Я хочу бежать.
– Ненавижу этот город, – говорит Салли.